В тот день Като приняла бессильные слезы мужа слишком близко к сердцу и поступила с княжной очень жестоко. Застав ее врасплох в оскверненной супружеской опочивальне, императрица принялась вершить «воспитательный процесс».
Любовника зверски избили телохранители Като — черкесы, преданные ей как псы, и лютые как волки. Ловеласа осквернили, лишили «мужского достоинства», а затем отправили на Камчатку.
Какой уж тут суд и следствие — чистейшей воды произвол, совершенный венценосной особой!
Но к нему впервые в жизни Петр отнесся более чем благосклонно. Саму княгиню изуверски пороли на протяжении суток, изломав о нежную кожу немало розог и заботливо посыпая периодически раны солью.
На прощание Като пригрозила перепутанной и измордованной женщине, что если она еще раз услышит про супружескую измену, то Суворову живьем замуруют в монастырской келье, не посмотрят, что та из аристократии, и будут кормить одними протухшими отбросами, пока женщина не сойдет с ума.
Молодая княгиня натерпелась такого страха, что с той жуткой ночи совершенно преобразилась, и старый фельдмаршал не мог нарадоваться своему тихому семейному счастью…
— Вот сам посуди, государь-батюшка! Французов я бивал, надеюсь, что хорошо, так?!
— Так! — после паузы ответил Петр, пытаясь понять, куда клонит старый полководец.
— С пруссаками я воевал. Но сейчас они нам союзники… Как и датчане со шведами.
— Ты, Александр Васильевич, их своими противниками считать не можешь, не чета они тебе! А для шведов времена моего деда Карла давно окончились.
— Жаль, не сразился я с ним… — с искренним вздохом произнес старый фельдмаршал, уставив в потолок мечтательные глаза, затем тяжело вздохнул, снова переходя на земные реалии.
— Да и цезарцы нам ныне не враги, в союзники набиваются. Боятся тебя, батюшка-государь, и на войну вряд ли отважатся. Нет, Вена благоразумно себя ведет. А жаль…
— Это так, куда им супротив нас сражаться, болезным, да еще когда Гош им в затылок дышит! — самодовольно произнес Петр, ибо в Вене, как он знал, хотя сильно ненавидели русских, но молчали, хорошо пряча за дружелюбными масками истинные чувства, зато постоянно клянчили помощь, желая отбить Италию от обосновавшихся там французов.
Бесполезное занятие для вечно битых австрийцев!
Да и помогать Россия им бы не стала, заранее согласившись на передачу всего Апеннинского полуострова своему союзнику по «Сердечному Согласию». Хотя сам Петр был бы не прочь, чтобы Австрия с Францией взаимно ослабили себя еще больше…
— С османами, батюшка, войны больше не станет? Вроде полячишки у нас снова бунтуют?
Суворов умоляюще посмотрел на Петра, и тот понял: фельдмаршалу не хватает войны, он живет ею, дышит. Если отнять у него любимую игрушку, произойдет страшное — без служения Марсу полководец просто умрет. Вот только утешить старика было нечем.
— Турки на войну не решатся, мы им в прошлый раз хорошо дали, беснуются, но воевать не станут. А поляки… Костюшко снова поднял восстание против пруссаков, но помогать своему младшему кузену я не стану. Больше почтения ко мне испытывать будет. Надеюсь, что сын Саша их к «Северному Союзу» скоро притянет, и тогда вся Балтика нашей станет.
— Я с англичанами, батюшка, не воевал, всех бивал, а с ними как-то не пришлось! — вкрадчиво произнес Суворов и посмотрел на императора умильными глазами. — Несчастье какое, Божье наказание прямо! Все оставшиеся годы переживать буду. Страдать…
— Да куда тебе на Индию идти?! — взорвался Петр. — Стар ты уже, пески и жара тебя уморят! И поход долгий…
— Стар?! — взвился фельдмаршал в самом искреннем негодовании. — Да я тебя на год моложе, отец родной!
— Какой я тебе отец?
— Как какой?! — Суворов притворно округлил фальшиво-честные глаза. — Когда ты мир этот криками разбудил и нянькам указания давал, меня еще в утробе материнской не имелось. Сам посуди, батюшка, мой сынок, крестник твой Петенька, младше внуков твоих. А потому ты мне — отец родной, никак иначе. А отправлять меня в Индию не желаешь, потому как место сие своему любимцу Бонапартову приготовил! А я генералом раньше стал, чем он кадетом! И в Индию сходить страсть как хочется, на слонов посмотреть, по следам Александра Македонского пройтись…
— Ладно, уговорил. — После мучительной паузы Петр развел руками, усмехнулся. — Языкастый ты наш! Через неделю маневры проведем. Возьмешь 2-ю дивизию гвардии и бригаду лейб-конвоя, а Бонапартов будет 1-й командовать. И кирасиров ему дам… Кто победит, тот на Индию и пойдет! Все, это мое слово! Э-э, ты куда?!
Таким Петр своего фельдмаршала еще не видел, тот радостно взвизгнул и бросился в дверь, а до императора глухим эхом донеслись брошенные уже из коридора слова ответа:
— Войска готовить, батюшка!
Петр усмехнулся и неожиданно вспомнил, что в реальной истории Суворов очень ревниво следил за успехами Наполеона и считал великим несчастьем, что ему не удалось сразиться на поле брани с величайшим завоевателем Европы.
— Так, выходит, я ему сейчас еще один подарок сделал?! Пусть не в реальном, а в учебном сражении… Недаром в Кончанском тот Суворов постоянно приговаривал: «Широко шагает мальчик, пора унять!»
Копенгаген
— Роман Владимирович, смотрите!
Капитан-командор Кроун живо обернулся на звонкий выкрик вахтенного офицера лейтенанта Павлова и обомлел: по узкому проливу из-за низкого острова выплывали один за другим корабли. Сами корпуса были еще не видны, только торчали мачты с надутыми белыми парусами, но их было много, очень много.
— Да сколько вас?!
Наметанным взглядом старого моряка, ориентируясь по рангоуту, Кроун насчитал с десяток линкоров, но за ними выдвигались все новые и новые суда, мачты которых появлялись на горизонте.
— Прах подери!
Такого флота на Балтике не имелось ни у одной страны, и даже в совокупности Россия, Швеция и Дания едва ли могли выставить три десятка линейных кораблей. Только одна держава смогла бы отправить сюда столь многочисленную эскадру.
— Никак сюда английский флот пожаловал…
Шотландец скривил губы, еще не в силах поверить собственным глазам. Как и все жители гористой Каледонии, Кроун сильно недолюбливал высокомерных англичан, с которыми горцы на протяжении столетий вели ожесточенные войны. Но, как говорят сами русские, сила солому ломит — и свободолюбивые шотландцы покорились насилию.
Однако горячая кровь время от времени брала свое, и шотландцы предпочитали уезжать на чужбину, лишь бы не находиться под владычеством британского льва.
Так двадцать лет тому назад молодой лейтенант английского флота Роберт Кроун попросился на русскую службу, пойдя по проторенному пути многих своих соотечественников.
В России издавна тепло принимали шотландцев — еще при первом императоре Петре Алексеевиче потомок древнего королевского рода Яков Брюс достиг почти что фельдмаршальского чина, став командующим всей русской артиллерией, генералом-фельдцехмейстером, а позднее еще и академиком.
