— Ничего себе аппетит! — вслух удивился Шелихов. — Действительно, такое широкомасштабное нападение по силам произвести только одной Англии, главной морской державе мира.
«Но с каким размахом действуют, подлецы, на многие десятки тысяч миль одновременно напасть!»
— Я думаю, это не все… — Майор с хрипом вздохнул. — Война начата не только здесь, но и в других местах. Мы не будем мириться с усилением вашего владычества. Союз с французами есть страшная угроза нашему королевству! Я говорю правду, вы дали мне слово!
— Сними его с дыбы, Ерофеич! Оботри водкой, вправь руки в плечи, врача позовите, пусть пользует…
Отдав приказы, Шелихов устало опустился на лавку, уже не ощущая царящего кругом зловония. Чуть дрожащими пальцами он расстегнул мундир, чувствуя, как в груди бешено колотится сердце.
В марте этого года он получил секретный приказ из Петербурга — отправить два брига во Владивосток, а с октября считать каждое английское судно, появившееся в русских водах, вражеским, и относиться к ним без пощады — либо захватывать, либо топить.
В случае появления на Юконе британских солдат воевать с ними безжалостно, и как можно дальше раздвинуть пределы российского влияния.
Губернатор тяжело вздохнул и снова вытер вспотевший лоб — никогда раньше он столь остро не чувствовал всей тяжести своего положения. Единственная мысль пульсировала в его голове: «Они нас опередили и напали первыми!»
Соловецкий монастырь
— Пардона просить будут…
Архимандрит Мефодий глухо ответил на невысказанный вопрос келаря, что с нескрываемым удивлением смотрел на выстроившихся перед крепкими воротами обители шотландцев.
Приполярный край всегда суров. Шторм хотя и начал стихать, но не прекращался, ощутимо похолодало, так что еще позавчера пришлось затопить все печи в монастырских помещениях.
И вообще, у всех монахов и поморов сложилось стойкое впечатление, что короткое северное лето уже прошло, не успев начаться, и скоро наступит суровая зима.
Удивления и уважения достойны эти скотты, жители суровых гор. Три дня продержаться под ливнем, в холоде, без горячей пищи, и только сегодня поздним вечером сломаться духом. Нет, шотландцы, несомненно, еще бы продержались и неделю, имей они надежду на корабли.
Вот только выброшенные на берег обломки свидетельствовали о том, что с эскадрой произошло большое несчастье. Потому и стояли понуро крепкие мужики в смешных юбках, поддерживая друг друга, кашляя и сопя. Причем все без оружия, только у офицеров, что отличались золотыми эполетами на красных мундирах, висели на перевязях шпаги.
Перед самыми воротами стояли двое парламентеров — солдат держал палку с мокрой белой тряпкой, которую полоскал ветер, рядом с ним растопырил ноги крепкий и зрелых лет мужчина в расшитом золотыми нитями, явно штаб-офицерском, мундире. Он придерживал рукою стоявшую на голове бочонком большую шапку-кивер из медвежьей шкуры и стоически переносил яростное буйство северной природы.
— Вели вдвое больше горячего готовить, голодные они. Да пусть больных по кельям определят — их едва половина на ногах стоит, остальные лежмя попадали!
— Так вороги это, владыко…
— Цыц! Люди они, и грех болящим помощь не оказать!
Настоятель так сурово свел брови, что прижимистый отец келарь, а другой на такой должности вряд ли удержался бы, сразу закрыл рот, дабы не гневить архимандрита понапрасну.
— И вели ворота открыть, притомились ведь люди, ожидаючи. Под дождем стоят, а ветер лют…
Архимандрит Мефодий сочувствующе посмотрел на шотландца, который после короткого представления, незаметно, бочком, хоть на шажок, но старался приблизиться к пылавшей печи.
— Я готов вас выслушать, майор!
Настоятель Соловецкого монастыря пристально посмотрел на стоявшего перед ним офицера. Вид у того был неказистый — с узорчатого, в квадратах килта на гранитный пол трапезной стекала вода, образовав на полу большую лужу.
Шотландца, несмотря на всю его выдержку, ощутимо трясло, и в полной тишине трапезной слышался перестук зубов дрожащего от холода человека.
Стокгольм
— Позавчера напали? Но как вы узнали? — моментально вскинулась Екатерина Петровна, оглушенная новостью.
— Я был в Гетеборге, куда пришел русский пароход, удравший от англичан, и сразу поспешил сюда, загнав трех почтовых коней!
— Но как британцы прошли проливы?! Неужели датчане в своем Кронборге пропустили их беспрепятственно?
— Нет, ваше величество, датчане стреляли, вот только попасть не смогли. Британцы прошли у нашего берега, форты молчали… Это измена, государь! Полковник Аксель Сундстрем получил от вице-адмирала Паркера пять сотен гиней…
— Мерзавец! — юный король не скрывал своего отвращения. — Ну каков мерзавец! На этом золоте кровь храбрых моряков моего «Ретвизана»! А ведь еще вчера их посол клялся мне в любви! Подлец! Как вы поступили с комендантом Кронборга, граф?
— Приказал взять под арест, ваше величество, и назначил командиром майора Левенштерна!
— Старшего брата моего Эрика? — юный Густав, проводя все свое время с военными, хорошо знал многих из них, ибо Швеция страна небольшая. — Он храбрый офицер и, думаю, не пропустит британцев обратно. Лишь бы датчане не подвели!
— Надеюсь, что не подведут, мой король! Британцы расстреливают их столицу, Копенгаген горит…
— Что с моей сестрой?! — Екатерина Петровна побледнела, кусая алые губы, с трудом сдерживая волнение.
— Не знаю, ваше величество, на пароходе ничего не знали, а ждать новых новостей я не мог!
— Я понимаю, граф… — королева хотела что-то добавить, но собачий скулеж отвлек ее внимание.
Все присутствующие посмотрели на пол и остолбенели от ужаса. Борзые лежали, подрагивая лапами в мучительной агонии, из раскрытых пастей стекали пена и кровь. Глаза еще живых собак стекленели, медленно подергиваясь смертной пеленой.
— Что это, мама?
— Эти перепела отравлены… — с побледневшим лицом тихо произнесла королева и обеими руками крепко прижала к себе потрясенного сына, на глазах которого выступили слезы.
— Граф, благодаря вашей неловкости мы с королем обязаны вам жизнью…
— Это британцы, больше некому! — глухо произнес Армфельт, глядя на слезы, выступившие на глазах короля — мальчик сильно привязался к своим собакам. Но скорбь сменилась яростью, и Густав крепко схватил графа за отворот мундира.
— Вы должны найти отравителей, граф! Клянусь короной, враги Швеции пожалеют об этой подлости!
Соловецкий монастырь
— Святой отец, — Патрик Гордон учтиво поклонился перед седовласым настоятелем монастыря и непривычным кротким голосом вопросил, — могу я видеть старшего воинского начальника?
