Почти не чувствуя обжигающего жара, Иван Петрович Колбасьев взял горящую головню. Он уже все для себя решил и принял последнее решение в жизни, которое ему диктовал долг русского офицера.
Форт Росс
— Я его люблю, Мари! Люблю с того самого дня, когда увидела в первый раз!
Юная Кончита смотрела на Марию широко открытыми глазами, большими, как у испуганной лани. Дочь всесильного наместника Алексея Орлова, жена его величества Царя Сибирского Николая Петровича опешила от столь дерзкого заявления своей милой, но маленькой подруги.
— Тебе всего двенадцать лет, Кончита! Граф Николай Петрович втрое старше тебя. Это увлечение у тебя скоро пройдет, милая. Ты встретишь молодого человека, знатного, богатого…
Мария говорила тихо, стараясь разубедить свою юную подругу — Кончиту Марию Агуэру, дочь губернатора Сан-Франциско, заштатного городка испанской Мексики.
Но для русских важного, ибо он являлся пограничным с фортом Росс. Вообще, дело было больше политическое — Алехан все больше подминал под себя как город «Святого Франциска», так и «Город Ангелов» и неоднократно предлагал императору воспользоваться слабостью Испании, где безвольным королем управлял премьер-министр Годой, честолюбивый и вороватый. Или, недолго мудрствуя, просто купить у одряхлевшей державы, когда-то оплота католицизма, две северные провинции Мексики: Калифорнию и Техас.
Тем паче что подходящий прецедент уже имелся — не так давно когда-то самая большая колониальная империя, над которой никогда не заходило солнце, продала французам Луизиану — огромную по европейским меркам территорию по всему течению самой крупной реки Нового Света Миссисипи.
Год назад император Петр Федорович дал свое высочайшее «добро» на эту сделку, и, как знала Мария, с огромным удовольствием. Обе провинции Орлов предлагал купить за собственные деньги, потратив, правда, все без остатка пятнадцать миллионов рублей.
С их приобретением положение России на Тихоокеанском побережье становилось доминирующим. С выходом через Техас, или Тешас, как его называли испанцы, к Карибскому морю, к островам Вест-Индии, оно позволяло еще более упрочить положение, но уже на Атлантическом океане.
При этом во всех испанских колониях Нового Света для метрополий обстановка складывалась крайне неблагополучно: потомки конкистадоров уже тяготились зависимостью от Мадрида и были не прочь объявить себя независимыми чуть ли не в каждой отдельно взятой провинции от Аргентины на юге до Калифорнии на севере.
Такой удобный момент упускать было нельзя!
— Кончита, маленькая моя, — Мария прижала голову девочки к своей груди, погладила по вьющимся, длинным, черным волосам. — Поживи у нас, пообщайся с графом. Он сейчас с моим мужем казачьи станицы объезжает, завтра к вечеру будет. Если не разлюбишь за год, то тогда я сама благословлю ваш брак. Только ты подрасти немного…
— Благодарю вас, ваше величество! Я не передумаю, лишь бы граф Николай обратил на меня свой взор!
Девочка присела перед Марией в реверансе, склонив голову. Под южным солнцем созревают и взрослеют рано, и Кончита была подобна нераспустившемуся цветку. А ведь спустя несколько лет ее красота будет сводить с ума мужчин.
Мария улыбнулась тихо, самыми кончиками губ. Знакомство с семейством Агуэро вначале было делом насквозь политическим, и она никак не ожидала, что сама привяжется к этой маленькой девочке — та будет запросто гостить в ее доме, и их отношения станут сестринскими.
В жилах Марии текла добрая половина испанской крови — не зная рано умершей матери, она воспитывалась суровым отцом, а потому считала себя русской. Но иногда горячая кровь грандов Кастилии в ней прорывалась, и тогда она сметала все препятствия на своем пути и добивалась всего, чего только хотела.
— Ваше величество…
— Я просила называть меня Мари, моя девочка!
— Мари, сколько было тебе лет, когда ты влюбилась в своего мужа и, топнув ножкой, сказала, что ты будешь его женой?
Кончита лукаво посмотрела на венценосную подругу, и та не выдержала, прыснула смехом, а девочка добавила самым серьезным голосом, вот только в глазах прыгали веселые бесенята.
— Я слышала эту историю много раз, и если я ничего не путаю, то тогда тебе, Мари, было даже на год меньше, чем мне сейчас…
— Пошли спать! — только и смогла сказать Мария Алексеевна, но, взглянув в лукаво прищуренные глаза своей юной наперсницы, не в силах сдержаться, прыснула радостным смехом.
Гостилицы
— Умри, сучий потрох!
Граненый ствол револьвера выплюнул сгусток пламени, и, живи Петр сейчас одним лишь мозгом, то кусок свинца в три золотника, заключенный в оболочку, раздробил бы ему голову.
Но сейчас действовали рефлексы, забросив тело императора за все еще стоящего на ногах Николая Зубова, что никак не хотел умирать. Лицо Петра окатил поток крови, все еще брызжущей из разрезанного наискосок горла, но он на это не обращал внимания.
— Тварь, тварь!!! Лядский выкидыш!
Голос обезумевшей женщины был страшен, и тут же прогремели еще два выстрела. Однако Петр окончательно спрятался за широкую грудь несостоявшегося убийцы, крепко вцепившись в мокрую одежду и удерживая того на ногах.
«Ишь ты, какие словеса знает, стерва! До флотских боцманов, конечно, далеко, но лается, как пьяный драгун в дешевом борделе. Посмотрим, что сейчас эта крыса делать будет?! Вряд ли в братика палить начнет… Здоров же, скотина! Кровищи столько, что с не всякого борова натечет. Ну стой же на ногах, стой, не падай, скот, послужи мне защитой! А не то твоя бесноватая сестренка меня завалит, вон как ощерилась, куда там гадюке. Слюни аж брызгают во все стороны!»
— Коленька! Что с тобой?!
Крик раздался совсем рядом, и Петр, не думая, выбросил шпагу в направлении голоса. И обрадовался, когда почувствовал, что острие клинка уткнулось в какое-то препятствие.
— Ай-я! Гад ползучий!
Петр, продолжая придерживать огромного братца, выглянул из-под его толстой руки. И возликовал — женщина выронила револьвер во взбаламученную жижу, из запястья лилась кровь.
— Вот я тебя сейчас, стерва, и придушу!
Император заорал во все горло, теперь держать Зубова не имело смысла. И Петр оттолкнул в сторону мертвеющее тело, и, пылая яростью, ринулся вперед.
— У-у, мля!
Ругательство сорвалось непроизвольно. Остановиться уже было невозможно, внутри все похолодело — Жеребцова вытащила левой рукой револьвер из грязи и направила ствол прямо ему в грудь.
«Кулибин!!! Ну, хоть на этот раз брак сделай, ты же русский человек, мать твою! Убьет же!» — совершенно искренне взмолился Петр, однако творение механика оказалось на диво прочным и надежным, недаром его взяли на вооружение русской армии. С ужасающим грохотом, дернувшись в руке, револьвер выплюнул свинец, затем еще раз…
