Кордава вышел из трактира Тестова в одиночку, нервно огляделся. Дернулся влево, в сторону ресторации, пешком, потом вправо, к собственной припаркованной машине. Вел он себя, как только что изучивший сыскное дело полицейский филер, упустивший нырнувшего в подворотню блатного карманника. Смотреть на это было просто удивительно, я не узнавал Кордаву.
Очень многое будет зависеть от того, что он сделает сейчас. Если он достанет сейчас телефон и начнет звонить, на продолжение контакта идти нельзя – можно считать, что подход сорван, и продумывать другой и на других условиях. На каких… пока не знаю, но что-то надо придумывать… удивительно, просто удивительно…
Что случилось с Кордавой?
Звонить он никуда не стал. Сел в машину, начал выруливать – здесь всегда была толчея, как же, три популярных трактира и ресторан, машинами половина Воскресенской площади заставлена. Экскурсионные автобусы с этой стороны давно уже не подъезжают.
Я двинулся в направлении ресторана, заодно оглядывая тротуары. В тесноте, в толчее – что людской, что автомобильной – вычислить слежку или появившихся полицейских довольно легко. Машина, упорно пытающаяся припарковаться там, где места для парковки нет, высаживающиеся из фургончика прилично одетые люди, несколько человек на разных сторонах улицы, переговаривающихся по мобильным, посматривающих по сторонам, никуда не идущих, а просто ошивающихся. Несмотря на весь опыт сыскного отделения Московской полиции, сейчас банковал я, потому что позиции филерам – если они есть – придется занимать в спешке. Если бы я просто позвонил Кордаве и назначил здесь встречу, вычислить прикрывавших его профессионалов в одиночку я бы не смог при всем моем желании. И машины бы стояли на нужном месте, и вывеску бы меняла бригада именно в таких комбинезонах, в каких надо… в общем, не стоит принимать полицейских за дураков.
Движение тут было плотным, как кисель, машины двигались рывками, поэтому мне не составило никакого труда добраться до «Пежо» Кордавы и постучать в стекло со стороны пассажира. Кордава глянул на меня… на какой-то момент мелькнула мысль, что Кордава может просто выстрелить в меня через стекло. Но он просто разблокировал центральный замок, и я сел в машину…
Первым делом глянул на заднее сиденье. После Афганистана дуешь на воду.
– Куда? – спросил Кордава.
– На ваш выбор. Хотя бы на Патриаршие…
Патриаршие пруды в качестве места беседы я выбрал не просто так. Для любого москвича, знающего и любящего этот город, Патриаршие пруды – один из символов города, какого-то русского и домашнего, в отличие от холодного Петербурга. Второе – там в любое время, и даже ночью, немало отдыхающих… и устраивать стрельбу в таком месте мало кто осмелится. И я не собирался стрелять… мне надо было просто выяснить, что, ко всем чертям, происходит.
До Патриарших мы добрались нескоро. Припарковав машину в одном из переулков, пошли до парка пешком. Я буквально кожей чувствовал страх и неуверенность Кордавы и не мог понять, что тому причиной. Если бы он меня ненавидел, хотел убить… хотя убить-то он как раз и хотел, что есть, то есть. Но откуда страх и неуверенность, именно это сочетание? Он что, не знает, что произошло в Кабуле?
Патриаршие пруды были заложены патриархом Иоакимом как рыбные садки, для того чтобы на патриаршем столе всегда была свежая рыба. Раньше, до того, как появились пруды, здесь вообще было болото. Потом пруд остался только один, два спустили. Сейчас это было престижнейшее место в центре Москвы, всегда многолюдное. Зимой здесь был каток. Но сейчас почти что весна, и лед пошел полыньями.
Людей у Патриарших было много и сейчас. Дамы бальзаковского возраста с собачками, неодобрительно посматривающие на целующиеся парочки, солидные господа с тростями, неспешно прогуливающиеся возле пруда и обсуждающие важные для них темы. Мест на скамейках для нас… конечно же, не было, но так оно и лучше. Чем более комфортно мы расположимся, тем меньше мне удастся узнать.
Мы встроились в довольно плотный людской поток, текущий по пешеходным дорожкам. Я молчал… очень важно, чтобы первым начал противник. Это сразу дает психологическое преимущество при допросе.
– Я же говорил… – начал Кордава.
– Вы мне ничего не говорили. Вы направили на меня пистолет, милейший, – перебил Нестора Пантелеймоновича я, – извольте говорить тише, здесь люди.
Молчание. Один – ноль в мою пользу.
– Почему вы попытались меня убить? Вы понимаете, что проблему этим не решить?
– Я не хотел вас убивать, – после недолгого молчания ответил Кордава.
– Я это заметил.
– Черт, я всего лишь хотел, чтобы вы оставили меня в покое! Что вам еще нужно?! Я все сделал, все!!!
– Тише!
На нас уже оглядывались.
Проблема была вот в чем: я не мог в лоб спросить, что он сделал. Пока не мог… и возможно и не смогу. Мне приходилось выстраивать разговор таким образом, чтобы Кордава сам сказал мне, что он сделал, – по «своей инициативе». Опытный полицейский – агентурист, которому каждый день приходится защищать свои источники в уголовной среде от разоблачения и жуткой смерти – и в то же время реализовывать добытую источниками информацию – справился бы с этим куда лучше меня. Но я не был полицейским, и кроме меня распутывать этот змеиный клубок было некому.
– Подумайте, почему я пришел к вам. Все ли вы сделали правильно?
– Я сделал все, как вы сказали! Все!
Рискнуть?
– Я сказал, Нестор Пантелеймонович? А вы уверены в этом?
– А кто кроме вас?
– Много кто.
Кордава резко рассмеялся.
– Перестаньте… Всем известно про вас и Ксению Александровну.
Та-а-ак…
– Что известно?
– Слушайте, не разыгрывайте из меня идиота! – разозлился Кордава. – Всем известно, что вы состоите в партии Ксении Александровны! Что это ваша морганатическая супруга, а та, что живет в вашем поместье, – прикрытие и не более того. И у вас с Ксенией Александровной общий ребенок! По-моему, этого достаточно!
Достаточно?
– Ксения Александровна и попросила меня кое-что выяснить. Есть… пробелы, их надо заполнить. Все пошло не совсем так, как мы предполагали. Кто приходил к вам от Ксении Александровны?
– Вам нужно имя? Вы его не знаете?
– Назовите его, – потребовал я.
Пятьдесят на пятьдесят. Здесь может все и закончиться – разом.
– Граф Толстой приходил. Как будто это для вас новость…
Два – ноль. Играй. Играй!!!
Я схватил Кордаву за плечо, развернул к себе лицом.
– Этот малолетний ублюдок?! Сукин сын! Что он вам сказал?! Что он вам сказал?!!!
Опять игра на грани фола – но иначе нельзя. Дело в том, что морганатический супруг Ксении Александровны ныне не я, а граф Николай Толстой, светский хлыщ на десять лет ее младше. Вполне нормальный выбор для Ксении, ее тяготила любая связь, в которой она не могла диктовать условия. Вот потому она и выбрала графа Толстого, бездельника, жуира и пустозвона, возомнившего себя невесть кем.
