– Так, собрались. Лютый, идешь первым.
Просто так пройти нельзя. Надо протискиваться.
– Осторожно. Пристегните его.
Альпинистским карабином его пристегивают за пояс, чтобы вытащить, даже если подстрелят. Пахнет дымом.
– Сними рюкзак. Не пройдешь.
Это точно. Снял рюкзак – и как будто гора с плечи свалилась. Они уже настолько привыкли к рюкзаку, в котором все нужное, чтобы выжить, что без него уже себя не представляют…
– Пошел.
Держа наготове автомат, Лютый протиснулся в хранилище. Замер, прислушиваясь, – как и в шахте лифта, если что – не уйдешь, хотя сложно представить, чтобы кто-то остался здесь, за полуметровой, наглухо закрытой снаружи бронедверью. Но это Восток, здесь возможно всякое. Он вспомнил Туркестан – они брали байтулмал одного джихадистского движения. Байтулмал – это касса, общак. И он, как обычно и бывает, находился не за горами, за долами, не в банке на счете, а у скромного дехканина. Обычный дехканин тихо себе жил и жил, с женой, с детьми. Зато, когда начали копать, бросился на спецназовцев с ножом, точнее, с заточкой, которую прятал в халате. Его обезвредили, но это было еще не самое страшное. Пока паковали, пока копали, его жена, тихая и скромная женщина, которую не взяли под контроль, перерезала горло всем троим своим детям, а потом и сама вскрылась. Самое страшное – все это произошло без единого звука: дети не кричали, она не кричала. Просто она знала, что за потерю казны, если муж арестован, ответит она сама и ее дети. Вот и сделала свой выбор, за себя и за них.
– Лютый, доклад.
– Чисто. Похоже, взяли.
Высокие, до потолка стеллажи. На них в двойной упаковке из толстого прочного полиэтилена – явно деньги…
– Понял.
Лютый отошел от пролома. С той стороны заворочалась техника – явно чтобы расширить проход.
Толстые большие коробки на полках почему-то показались ему трупами в полиэтилене, хотя на трупы они никак не были похожи. Он подошел ближе… ножом аккуратно подрезал одну из них. Достал пачку, посветил фонарем с цевья автомата.
Туманы… Черт…
Туманы – это не романтическая дымка над утренней рекой, а деньги. Здесь они так называются – туманы. На каждой купюре – одно и то же изображение шахиншаха, усатого и довольного жизнью. Его взорвали во время парада его же солдаты.
Денег много. Миллиарды.
Еще месяц назад это было бы богатство. Туман прямо конвертируется в русский рубль, валюта стабильная. В клиринг
[29]
ее принимают не все, но те, кто принимает, – солидные и уважаемые конторы. На туманы можно купить нефтепродукты, стройматериалы, электроэнергию, даже продукты питания в последнее время. Все это нужные и важные товары. Но сейчас с туманом и последняя собака не свяжется. Государства, которое его эмитировало, запустило в оборот, больше нет. Человека, который изображен на этой банкноте, даже не похоронили по-человечески. Наверное, потом будет обмен, но когда, на каких условиях? И явно просто так обменять несколько миллиардов наличных туманов на рубли, не ответив, где ты эти туманы взял, не получится…
Так что это пустышка, если не сказать круче. Резаная бумага. Если только в других блоках тоже туманы…
Кто-то хлопнул его по спине – он не обернулся. Кто-то другой бросил на пол химический источник света, а то тут темно, как у негра в…
– Так, осмотреть здесь все. Смотрите, не заминировано ли.
– Есть.
Похоже, опять пустышка. Хрен, пустышка.
– Господин майор! – громче, чем обычно, голос, явно проскальзывающий в нем страх полоснул по нервам. – Здесь кое-что есть!
Ящик. Похоже, тяжелый. Лучи фонарей скрестились на нем, примерно метр на два метра. На крышке – знак, который благодаря синематографу узнали все. Черные треугольники.
Ядерная опасность…
– Твою же мать…
– Ничего не трогать. Не трогать.
Затрещал дозиметр – они были у всех. Потому что их задача – поиск оружия массового уничтожения и всех, кто мог быть причастен к его изготовлению и применению. Два взрыва уже произошло – на севере и на юге. Взорван стратегически важный порт Бендер-Аббас. Никто не знает, сколько атомных бомб существует еще и где они находятся. В сущности, они все здесь как на вулкане. В штабе рассматривалась версия, согласно которой исламские экстремисты – махдисты сдали Тегеран для того, чтобы заманить в него побольше неверных и потом…
– Вот ублюдки…
– Господин майор, фон немного повышенный.
– Козлы траханые, а если она на боевом взводе?
– Спокойно. Так, успокоились.
– Бык главный, это Лузга, Бык главный, это Лузга, ответьте немедленно, повторяю: немедленно.
Вместе с запросом они услышали и грохот пулемета. Командир выругался, отошел от ящика с ядерным грузом.
– Лузга, здесь Бык главный, что там у тебя?
– Командир, вижу духов. Группы духов бегут по улице, по направлению к зданию банка, повторяю: тут до черта вооруженных духов! Связи нет, кажется, блокировку врубили! Мы не справляемся!
– Ясно, держись. Мы идем.
– Господин майор, поторопитесь. Кажется, сюда нагрянул весь этот долбаный город!
– Мы идем.
Командир махнул рукой:
– Биток, Слон – наверх, быстро.
Лютый хотел с ними, но командир взглядом придержал его.
– Господин майор, они знают, что здесь. Кто-то им сказал. Они пришли сюда за этой дрянью, господи…
– Да я уж понял. Давай-ка откроем это. Мы не сможем вытащить ящик отсюда, надо посмотреть, что там внутри. Может, удастся это перепрятать.
Лютый знал, что это опасно. Но ослушаться не мог.
Они перекусили пломбы. С трудом они подняли тяжелую, защищенную свинцовой плитой крышку и откинули ее в сторону. Луч фонаря – высветил внутри…
– Что это?
– Не похоже на бомбу, не так ли, сынок? – в голосе командира была странная веселость. Он наклонился и взял пакет.
Лютый сделал то же самое. Пакет был небольшой, примерно такого размера, в котором продают пакетированное молоко или сок. Внутри было что-то сыпучее, странной консистенции, похожее на мелкие камешки. Оно похрустывало. И еще, кажется, оно было твердое. Очень и очень твердое…
– Это…
Командир бросил пакет назад.
– Положи обратно и помоги мне с крышкой. Отобьемся – потом разберемся…
С трудом вцепившись обеими руками, они кладут крышку на место. Что бы ни было в этом контейнере, это явно не атомные бомбы и не обогащенный уран.
