В следующий миг она, как когда-то в замке Сварога, появилась из стены, обитой тисненой кожей, — в том платье, в каком Сварог ее оставил в Хелльстаде, с той же прической. Непринужденно присев в свободное кресло и оглядев троицу, она улыбнулась:
— Неплохо. Вы хорошо держитесь, Канцлер и господин мой супруг — ну, понятно, однажды вы уже такое видели… Профессор, правда, ошеломлен — ему-то не доводилось… Профессор, пожалуйста, поднимите трубку, она у вас изо рта на ковер вывалилась. Красивый ковер, хорошей земной работы, жалко будет, если останется прожженная дыра…
Не сводя с нее оторопелого взгляда, профессор, присев на корточки, поднял трубку, сунул в рот и так сжал челюсти, что едва не перекусил чубук.
— Знаете, что меня страшно радует, лорд Сварог? — невозмутимо спросил Канцлер. — Что это не моя супруга…
— А меня вот радует, — сказал Сварог. — Яна…
Она подняла ладонь:
— Никакие упреки не принимаются. Как уже говорилось однажды, монархи не подслушивают, монархи осведомляются. Чтобы избежать лишних вопросов, скажу сразу: я здесь с самого начала, — она ослепительно улыбнулась Сварогу. — Я пустилась следом сразу же после того, как ты улетел из Хелльстада. Ясно было, что сейчас начнется совещание, на котором кучка людей будет все решать. И вы хотели, чтобы императрица при этом не присутствовала? — она усмехнулась, глядя свысока. — Самоуверенные болваны, все трое, к профессору это относится менее всего, главным образом к остальным двум. Да, это прямое оскорбление, и я не намерена за него извиняться. Как говорят в Каталауне, перетопчетесь… — в ней не было и тени веселости, глаза потемнели от гнева. — Я бы вас и почище обозвала, в юности в Каталауне всяких словечек наслушалась, но жаль тратить время… Бедняги! У них нет возможности взять Брашеро живьем… Есть у вас такая возможность.
— Соблаговолите объяснить, если так, ваше величество, — с каменным лицом опытного царедворца сказал Канцлер.
И она объяснила. Кратенько, за пару минут, но исчерпывающе.
Едва закончив, повелительно подняла ладонь:
— Никаких возражений. Помешать вы мне не сможете, и вы это прекрасно знаете. Все правильно. Наш сильнейший козырь в том, что их там кучка, по пальцам можно пересчитать. А нужен нам, в принципе, один Брашеро, я согласна… У меня плохой план? Ах, молчите… Значит, неплох. Собственно, нам нужно обсудить один-единственный вопрос: мне идти одной, или все же мой супруг благородно согласится сопровождать? Повторяю, возражения не принимаются, а помешать мне никто не сможет…
Сварог про себя высказал в ее адрес несколько фраз, лишенных и намека на изящную словесность. У него было подозрение, что сидевший с непроницаемым лицом Канцлер про себя изрек примерно то же самое. Как бы то ни было, два обстоятельства нельзя было опровергнуть: ей никто не смог бы помешать, и это был неплохой план…
— Нет уж, одну я тебя туда не пущу, — сказал он твердо.
— Я в тебе нисколечко не сомневалась, — обаятельнейше улыбнулась ему Яна. — Тогда обсудим детали, господа?
Глава XII
Гении во плоти и крови
— Я тебя просто умоляю, не надо за меня тревожиться, — сказала Яна тихо. — От тебя тревога такая исходит… Ничего мне здесь не грозит. Абсолютно ничего. Не только из-за моих способностей, но еще и из-за того, что их тут мало. Их только шестеро — Орка я даже не беру в расчет. Пойми ты умом…
— Умом-то я понимаю, — проворчал Сварог. — А вот сердцем… Их мало, но, как говорилось далеко отсюда, они в тельняшках…
— О чем ты?
— Потом как-нибудь объясню, когда будет время…
В окно везущей их по роскошной набережной кареты он смотрел на Ител. Река выглядела, как обычно: корабли плывут в обе стороны, горротские — держась ближе к берегам, иностранные, в том числе и военные — по середине реки (центральная треть Итела испокон веков считается «международными водами»). Того парохода под безобидным флагом одного из Вольных Маноров он, разумеется, не увидел — ну что же, держат регламент… Солнечный день, мириады искорок играют на спокойной водной глади, все больше попадается больших, богато украшенных лодок под роскошными балдахинами — господа придворные обоего пола имеют честь прогуливаться — дворец уже совсем близко…
Умом-то умом… А вот куда девать сердце, ноющее от беспокойства за нее? Но ведь все равно отправилась бы одна, и никто не в состоянии был бы ее остановить…
Вот и первые караульные посты на набережной — но это, собственно, не дворцовая стража, это нечто вроде ГАИ, они только тем и заняты, что заворачивают назад непрезентабельные экипажи и непрезентабельного вида прохожих, поскольку ни тем, ни другим не следует осквернять своим убогим видом окрестности королевского дворца…
Их карету, как и следовало ожидать, пропустили беспрепятственно — хотя и наемная, но довольно роскошного вида, такие здесь нанимают богатые дворяне, по какой-то причине не воспользовавшиеся своим собственным выездом (ну, скажем, господин герцог отправился к любовнице, белошвейке, и не хочет светиться в экипаже с собственными гербами), серьезные купцы, члены высших гильдий и прочий денежный народ. Она остановилась у высокой и широкой мраморной лестницы, четырьмя уступами поднимавшейся к распахнутым воротам в высокой каменной стене (Горрот, черт его знает, почему, оставался единственной державой, где королевский замок окружен стеной, сохранившейся с давних времен, повсюду давно уже перешли на литые и кованые, высокие ограды). Кучер, колобком скатившись с козел, распахнул дверцу, Сварог вышел первым, подал руку Яне, небрежным жестом великосветского повесы сунул в протянутую ладонь несколько золотых, что едва ли не вдвое превышало установленную плату. Кучер, как и следовало ожидать, рассыпался в благодарностях, но они, как и подобает благородным, оставили это без внимания, неторопливо направились к нижним ступеням.
Народу на лестнице оказалось не так уж много: одни неторопливо поднимались, другие, соответственно, спускались, хватало и таких, что просто стояли на площадках, возле обильно украшенных статуями перил, любуясь рекой. Добрая половина из них, Сварог не сомневался — наряженные под дворян «тихари», в любом королевстве так.
Никто из проходивших не обращал на них с Яной ни малейшего внимания (впрочем, на Яну-то как раз многие обращали, — это Сварог был никому неинтересен и определенно не узнан). Единственная причина, вызывавшая к ним интерес и быстрые взгляды — красота Яны. Во всем остальном они выглядели в точности так, как окружающие: дворянин с дворянкой, судя по нарядам, не из высшей знати, но, безусловно, не из захудалых, перстни с баронскими коронами, и платье Яны, и камзол Сварога оторочены как раз сиреневыми кружевами согласно последней здешней моде — жизнь шла своим чередом, считанные единицы знали, кто обосновался во дворце, слишком многое осталось неизменным, в том числе и причудливые выкрутасы моды.
Яна, приложив к правой щеке два пальца, пытливо смотрела вверх.
