– Спасибо, – снова кивнул Карл. – А что у нас происходит с тоскующим оборотнем?
– Вот ты и узнай, – отрезал Игнатий. – А я не знаю!
– Ну не знаешь так не знаешь, – легко согласился Карл. – Я задал три вопроса, ты ответил. Теперь моя очередь отвечать.
При этих словах Игнатий как будто даже сжался, хотя угрозы в голосе Карла и не было.
– Не знаю, чего хочешь ты, – холодно улыбнулся Карл, – но зато хорошо знаю, чего хочу я. У меня нет желания убивать Яна, Игнатий, и, значит, я его не убью. А цена его меча нынче шесть тысяч золотых, и продам я его только тебе. Это два ответа. Теперь третий. Я буду делать то, что сочту нужным. Ты можешь быть этим недоволен. Это твое право, но мое право предупредить. Не надо мне мешать.
2
На княжеской земле Карл нашел небольшой кабачок, опрятный и тихий, сел за стол у открытого окна, через которое был виден большой кусок сонной в это время дня улицы, попросил хозяина принести ему яблочный бренди и орехи и раскурил трубку. Напряжение ночи отступило, душа успокоилась, и голова окончательно прояснилась. Карл выпустил дым и взял со стола терракотовый стаканчик с бренди.
Итак, сказал он себе, пришло время проверить – не так ли?
Он нарочито неторопливо опустил руку в карман камзола, достал сложенный вчетверо лист бумаги и так же медленно его развернул. Белая поверхность листа была испещрена множеством хаотичных серых линий, но, если присмотреться, в центре отчетливо виден нарисованный несколькими небрежными штрихами меч. И это не просто меч, а его собственный меч. Ошибиться в этом было невозможно. Карл положил свободную руку на эфес меча и перевел на него взгляд.
Ну, спросил он Убивца, и что же с тобой не так? Ведь не реликвии же они взялись собирать?
Это был еще один вопрос, который Карлу очень хотелось задать Великому Мастеру, но его он, естественно, не задал. Те, кто хочет получить меч, знают, зачем он им нужен. Возможно, об этом знает и старик Игнатий, но спросить его – значит показать, что единственный, кто находится в неведении, это сам Карл. Поэтому делать этого не следует.
Карл смотрел на меч, а память, как радушный хозяин, уже распахивала двери и зажигала свечи, чтобы осветить самые дальние уголки. Но что ему было там искать?
София
Она зарезала его той же ночью. По-видимому, это случилось между двумя и тремя часами после полуночи, когда утомленный длившимся восемь часов подряд безумием Карл все-таки заснул. Вот тогда она и вонзила ему под левую лопатку длинный треугольный стилет. От резкой боли он проснулся. У него хватило сил понять, что произошло, и вскинуться с постели, на которой он лежал ничком, заснув в случайной позе, в которой застала его мгновенно обрушившаяся усталость. Возможно, впрочем, хотя проверить это предположение было бы сложно, она его чем-то опоила, но вкуса яда он не почувствовал, что было странно. Гипотез могло быть всего две: или у нее имелся сок сребролиста, что было невероятно, или он сам, утомленный любовью и мучимый жаждой, уже не слышал голоса своих чувств. Однако, как ни суди, а случилось то, что случилось. Он заснул и не почувствовал опасности до того самого момента, когда острый, как шило сапожника, клинок вошел в его спину, метя в ровно бьющееся сердце. Тогда он проснулся, но только для того, чтобы увидеть бледное лицо Софии и ее огромные черные глаза, упасть с кровати и потерять сознание.
Он очнулся от холода. Тело закоченело, и неспроста. Когда Карл открыл глаза, то первое, что увидел, – снег, покрывавший пожухлую зимнюю траву. Голова была тяжелой, и мысли – тягучими и неповоротливыми, но все-таки он вспомнил, что теперь на самом деле зима, а подняв выстуженную холодным ветром голову, увидел, что лежит в придорожных кустах у тракта, который, вероятнее всего, являлся дорогой на Сырь. По его ощущениям, уже наступило утро, и солнце, которое невозможно было рассмотреть на низком, обложенном снежными тучами небе, стояло достаточно высоко. Дул ветер, шевеливший голыми ветвями деревьев и несший по дороге снежную пыль. Дорога была пуста, только оттуда, куда смотрел Карл, приближались несколько всадников. Карл не смог их рассмотреть – то ли глаза видели плохо, то ли люди были еще далеко, – но он смог понять, что это его последний шанс, и, сделав невероятное усилие, пополз к дороге. По пути он узнал, что такое боль и немощь, и еще оказалось, что он раздет до нитки. По-видимому, его вывезли из замка и выбросили здесь люди Софии, прямо так, как был: голым и с кинжалом в спине.
Когда Карл добрался до тракта, всадники подъехали уже близко, и он смог их рассмотреть. Это были наемники-убру. Подъехав к нему, они остановились, разглядывая Карла, но не предполагая ему помогать. А он, зная, что так и будет, потому что в характере убру не ждать помощи от кого-либо, кроме своих, и, соответственно, не оказывать ее чужим, если помощь не записана в контракте, поднял к ним лицо и уже действительно из последних сил начал читать молитву:
– Благословен ты, Господин мой, Господь наш и Царь мира…
Его голос был слаб, но они его услышали и поняли. Последнее, что он запомнил, перед тем как снова потерять сознание, были сильные руки убру, поднимающие его со стылой земли.
3
Бренди закончился. Трубка погасла. А солнце, судя по теням, перевалило через вторую послеполуденную отметку. Вероятно, ему следовало поесть, но Карл не ощущал пока потребности в еде. Он аккуратно выложил на стол семь медяков и покинул кабачок с твердым намерением нанести визит князю Семиону. В конце концов, до дома, где его ждала Дебора, с четверть часа ходьбы, а замок князя находился всего в двух улицах к северу.
Улицы в этой части города были прямыми, и на них отсутствовали сточные канавы. Хорошо пахло горячим хлебом и какими-то незнакомыми цветами. Карл шел по ровно пригнанной брусчатке мостовой и думал о том, что день получился гораздо более удачным, чем можно было надеяться еще утром. И у него самого теперь появилось чувство удачи, которое редко обманывало, хотя полагаться на него всецело Карл не привык.
Он уже был близок к цели своего короткого путешествия, когда, свернув за угол, увидел вывеску «Иван Фальх. Книги и гравюры». Перед лавкой Фальха стояла тележка с запряженным в нее мулом, дверь в дом была распахнута, и два паренька перетаскивали из тележки в лавку тяжелые – судя по тому, как напрягались парни, – закутанные в дерюгу тюки.
«Книги? – спросил себя Карл. – Почему бы и нет?»
Он остановился и, задумчиво глядя на вывеску, стал набивать трубку.
Князь подождет, решил, наконец, Карл и, раскурив трубку, пошел посмотреть, какие чудеса скрыты в лавке Ивана Фальха.
В просторной комнате, заставленной столами, на которых лежали стопки книг, гравюры и карты, приятно пахло бумажной пылью и старой кожей. Книги здесь были везде, но прежде всего в шкафах, расставленных вдоль стен, что казалось необычным, так как книжные шкафы только-только начали входить в обиход на крайнем востоке, а эти выглядели очень старыми, такими же старыми, как и вся прочая мебель в лавке. Старым оказался и Иван Фальх. Хозяин лавки стоял сейчас над одной из принесенных с улицы кип. Как и следовало ожидать, под грубой дерюгой оказались все те же книги. Фальх стоял, держа в зубах дымящуюся трубку и сжимая в правой руке нож. Ножом он, по-видимому, только что распорол дерюжный чехол и теперь наслаждался видом аккуратно сложенных перед ним фолиантов. Наслаждение, сходное с переживаниями сластолюбца, ласкающего юную любовницу, было отчетливо написано на его лице, и Карл решил, что пришел в нужное место в правильное время. Человек, который умеет так смотреть на книги, несомненно, в них и разбирается. А поступление нового товара способно иногда удивить чудесными находками и видавшего виды знатока.
