Откуда я это знаю? Естественный вопрос и очень странный ответ: во-первых, сам прочуял многое, а во-вторых и в главных: подслушал откровения, которые получили покойный император и покойный верховный жрец империи от этой… старой гнусной синеглазой карги, Верховной Богини… Над нею у меня нет власти, впрочем, как и у нее надо мною.
— О! Смотри, серость трухлявая! Видишь, кто там скачет — пыль столбом? Или это не пыль, а пар валит от обоих? Ах, да, ты же у нас безглазая… Можешь не отвечать, это я как бы в шутку спросил, наперед зная ответ.
Я возник из ниоткуда посреди дороги, локтях в сорока — сорока пяти перед путешественниками, которых всего трое, один человек и два зверя: впереди мчится, смешно выбрасывая в стороны толстые когтистые лапы, некий грозный и свирепый охи-охи, по кличке Гвоздик, а чуть сзади — всадник, верхом на кобыле, по имени Черника. Ну, Черника, будем прямо говорить, мне лично незнакома, а этих двоих я знаю очень даже хорошо еще со щенячьего возраста: бьюсь об заклад, что охи-охи, перед тем как замереть в воздухе прямо во время прыжка, начал узнавать меня и даже успел насторожиться и обрадоваться…
— Здорово, Лин! Не чаял встретить?
— Зиэль! Ур-ра-а… ой, что это со мною… Зиэль…
— Сиди, где сидишь, Лин, держись за луку седла и не свалишься. У тебя же ноги в стременах? Вот и сиди. Ты во сне, дружок, я тебе снюсь, отсюда все неудобства и несообразности сущего. Как дела, как жизнь?
— Да… хорошо. Ты знаешь, Зиэль, жутковато мне что-то, вот уже давно! Весь путь меня тревога не покидает. Я часто думал о тебе, честно-пречестно, и все-то мне казалось: если встречу тебя — тревогу как рукой снимет, а она только усиливается, даже сейчас…
— Это бывает. Завтра будешь скакать по дороге — вот как сейчас… И вдруг — на этом самом месте — вспомнишь наш с тобою сон, и часть тревоги отхлынет от тебя… Пусть отхлынет, я так хочу. Но, собственно говоря, я тебе не просто так приснился, а с небольшим вопросом…
— Зиэль, ты же знаешь! Я для тебя… ты ведь мой спаситель и первый наставник… Кстати, а ты ну вот ни на столечко не изменился за все эти годы! Та же борода, тот же меч, так же ухмыляешься… Одним словом — спрашивай, буду счастлив помочь!
— Смотри на меня. Вспоминай. Помнишь — в детстве?… В раннем детстве… Ты сидишь на ковре, в саду… Помнишь…
— Да… я помню…
— Вдруг налетает ветер и приносит… прямо к тебе на ладонь…
— Помню… ветерок… свой смех… да, помню…
— И на ладони светящееся зернышко… семечко…
— Но… но… Зиэль, то не было ни семечко, ни зернышко…
— А что, что это было???
— Я… н-не помню… сверкающая бабочка… или стрекоза… сияние, словно солнечный зайчик на ладони… и вдруг исчез… Зиэль, мне страшно…
— Все, все, забудь про вопрос. Ты снова взрослый, друг мой Лин!
— Ф-фух… Что-то мне… Зиэль, ты мне точно снишься?
В моих силах без следа уничтожить, как не было, самого мальчишку, вместе с лошадью и охи-охи, а не только его воспоминания о давнем злосчастном дне, но во всем нужно соблюдать меру, в том числе и в распоряжении чужим рассудком. Парнишка мне все-таки не чужой, равно как и Снег, главный его воспитатель…
— И еще как снюсь. Вот, смотри: Снег не раз говорил мне, что ты неплохой колдун, с мощными врожденными способностями ко многим видам магии… Так, нет?
Лин покраснел и попытался пожать плечами, что было отнюдь не простым делом, в его нелепом положении…
— Ну… Кое-что вроде как умею.
— Ладно, слазь со своей Черники и встань на дороге, ко мне не подходи, это мы наяву будем здороваться и пыль друг у друга из спин выбивать. Твердо стоишь? А ну-ка, взлети!
Лин послушно взмахнул руками и даже зашатался.
— Зиэль, ты чего? Я не умею. И никто из магов не умеет, даже Снег, даже матушка моя!
— Знаю, а ты попробуй. Ты же во сне, вот и попробуй: развернись, начни бежать, или как там у тебя…
— А-а-а, точно! Как же я забыл! Зиэль, почему всегда так: когда сон — все понятно, а проснемся — опять не умеем. Это же проще, чем самые простейшие заклинания! Ведь я вспомнил, как надо!..
Лин — действительно, он еще совсем мальчишка — двумя торопливыми движениями завернул шпоры кверху, чтобы бежать не мешали, зачем-то расставил руки в стороны и помчался по дороге, словно бы прочь от меня. Вдруг прыжки его стали заметно длиннее, он как бы стал зависать в воздухе, от прыжка к прыжку все явственнее — и вдруг полетел, почему-то поджав под себя ноги… И едва не ткнулся оземь, но опять поднялся вверх и круто вверх! Наверное, именно так проходят его «летания» во сне — ведь у каждого смертного своя привычка в полетах: иные парят, словно крылатые птеры, иные плывут, подобно облакам и пушинкам, иные кувыркаются беспорядочно во всех направлениях, иные просто скачут огромными плавными прыжками… Объединяет их только одно: все смертные, когда либо жившие на белом свете, все до единого обладают даром свободного полета, но этот природный дар ни за что и ни при каких обстоятельствах не перетекает из сна в действительность. Никогда, ни у кого. Если, конечно, я не повелю иное. Лину, юному князю Докари Та-Микол, с этим делом здорово повезло… ишь, как хохочет посреди небес… Все-таки мне пришлось править его аллюры и метания, не то непременно бы носом землю вскопал… Наконец он приземлился, горячо дыша — глаза сияют!
— Понравилось?
— И еще как! Это неописуемо! Зиэль, а ведь я теперь ни за что не забуду — как надо! Я теперь умею летать! Боги, какое счастье! Я всегда об этом мечтал!
— Надо же… Рад за тебя. Как с тревогами — поменьше стали?
— Вроде бы… да. Спасибо тебе, Зиэль.
— Не за что. Прощай. И помни: как только доскачешь вон до того валуна — видишь, где межевая мета?…
— Да.
— Сразу вспомнишь сей ночной сон, потому что валун во сне будет очень похож на этот. Потому и вспомнишь. А мои вопросы дочиста забудешь.
— Да.
— Прощай, Лин, авось и наяву посчастливится встретиться.
— Прощай, Зиэль! До свидания! Жалко, что сон такой короткий!
Угу… Пусть я и не способен кого-либо и что-либо любить, а все же одни предметы, люди и явления мне нравятся больше, нежели другие… Или я оттого расчувствовался, что Лин может мне в дальнейшем пригодиться? Скорее всего. Несколько мгновений я даже колебался: может оставить ему в подарок умение летать?
— Перетопчется, чай не птер и не муха. Правильно я говорю, коряга безглазая? Отвечай.
— Как скажешь, Великий Господин.
— Зиэль.
— Как скажешь, Великий Господин Зиэль.
— Просто Зиэль.
— Как скажешь, Зиэль.
Непоследовательность — это мне присуще: тихо-мирно летел, летел на юг, да так и не долетел со старым знакомым разговорился. Потом собирался наведаться на запад и полюбопытствовать своими глазами — как там собираются Морево встречать… Нет, сменилось настроение и я уже не хочу ничего видеть и ни с кем беседовать. Может, попозже. Так это меня… назовем сие человеческим словом — встревожило упоминание Лина о зайчиках да бабочках. Я привык представлять себе нечто вроде зерна или семечка… Я вовсе не хочу этого видеть, и уж тем более прикасаться к этому, но… Мысли мои обязательно возвращаются к этому явлению, может быть и не ежечасно, и даже не каждый год… или тысячелетие, а все же… все же… все же, надо возвращаться. Созерцание получилось весьма даже неплохим, сему и эта… не помешала…
