Она представила, как Тэм идет по узкой улочке под руку с мужем. Оба молоды, красивы… Встречные прохожие, останавливаясь, смотрят им вслед, словно Силья и Беннед вернулись, чтобы ради развлечения провести день на земле.
Если сейчас ей за тридцать, то какова же она была в…
— Сколько вам было, когда вы поженились?
— Сегарху — двадцать шесть, — воительница засунула в сумку тяжелый сверток, который достала первым и так и не развернула. — А мне — восемнадцать.
«Восемнадцать»…
Столько же сейчас Амилле — юной, обманчиво хрупкой… Амилле, которая уже чувствует силу своей красоты, хотя не осознает ее.
— …После той встречи я как будто переродилась, — продолжала Тэм, застегивая пряжки. — Представьте, что вы сидите в комнате у закрытого окна. Стекло только что вымыли, так что его как будто и нет. И вдруг ветер распахивает створки! Кажется, будто со всего мира смахнули пыль — и с домов, и с неба, и с запахов, и со звуков… Вы чувствуете, как он пахнет солнцем, солью, горячими камнями, и эти ароматы богаче самых дорогих благовоний… Ну, вот и все. Рубашки подложите под голову, если захотите вздремнуть, так что я их убирать не буду.
— А ты, Тэм? Ты не будешь спать?
— Нет, конечно. Не Бату же сторожить.
Она вытащила из ножен меч, достала из последнего мешочка брусок и, по-прежнему улыбаясь, принялась точить клинок.
Глядя на нее, Флайри пыталась вспомнить, что почувствовала, когда…
Когда что? Когда вошла в тесный бревенчатый домик и собственными глазами увидела человека, о котором уже второй год говорил весь Туллен?
Или позже?
«У меня это было совсем иначе. Я была как земля, на которую наконец-то возвращается тепло и вода…»
— И что было дальше… у вас с Сегархом? — спросила она, боясь уйти в воспоминания.
Наемница хмыкнула и провела пальцем по клинку.
— Вы будете удивлены, но ничего особенного. Я не видела ни как он уходил из больницы, ни как «Нахалка Луна» покидала Минеолу. Откровенно говоря, было не до того: к нам привезли столько раненых, что не хватало коек, и мы клали их на деревянные щиты в коридорах. Но если вы думаете, что город чествовал своего спасителя, то ошибаетесь. Никакого чествования не было, так что я ничего не пропустила. Сегарх оставил в порту те корабли, которые оказались сильно повреждены, и пустился в погоню за пиратами. В Минеолу он так и не вернулся… — она еще раз проверила лезвие, перевернула меч и занялась другой гранью. — Я даже не мечтала, что снова его встречу.
Молодая женщина в смятении следила за тем, как наемница точными, короткими движениями правит клинок — так, словно и клинок, и сама эта работа ей милее всего на свете. Во имя Сеггера! И при этом она так спокойно говорит о человеке, которого любит, который, по ее словам, изменил ее жизнь?
— Около года я жила при больнице, училась у почтенного Пирса, — продолжала Тэм. — Потом бабушка Асварта умерла, и мне пришлось вернуться в Коклейну. Родственники думали, что смогут лишить меня наследства, но не тут-то было. Я наняла стряпчего, большого доку в запутанных имущественых исках и наследственных делах… За замок я биться не стала, однако отсудила небольшой дом в городе, недалеко от порта, и деревню в трех конных переходах от нашего замка. Чтобы было на что жить, если не удастся заработать своими руками. А я вполне могла остаться без работы, потому что в Аккении к женщинам-лекарям относятся… как бы сказать…
— Их не любят?
Тэм отложила брусок и кисло усмехнулась.
— Скорее наоборот. Слишком любят. И сильно возмущаются, когда не встречают взаимности… — она выдержала красноречивую паузу. — В общем, местный лекарь взял меня в помощницы только потому, что я уже многое умела. И домой я ходила только к женщинам. Но я и не гналась за деньгами. Служанку нанимать не стала, готовила себе сама. Если возникала нужда прибрать дом, приглашала девушку из соседнего трактира, а воду таскали парнишки-лотошники.
Тэм вздохнула, подняла меч и посмотрела вдоль клинка, чтобы проверить, не повело ли лезвие.
— В общем, дом у меня был не самым роскошным в городе. И все-таки, когда в Коклейну пришла «Нахалка Луна»…
Она замолчала, словно потеряла мысль, и уставилась на брусок в своей руке.
— Ты отправилась в порт?..
— Нет. Ночью у одной старой купчихи случился приступ грудной жабы. Я освободилась только к Утренней страже и едва пришла домой, уснула. А проснулась только под вечер. Сами понимаете, никто не прибежал ко мне и не сказал, что мне следует бежать в гавань…
Снова молчание. Флайри видела, как изуродованная шрамом щека Тэм чуть заметно подергивается. Но может быть, это просто от усталости?..
— Одно время я думала: «если бы не та купчиха»… — проговорила наемница, неожиданно оборачиваясь к ней. — Но знаете, как говорят? «Чему быть, того не миновать». На все воля Пресветлого Сеггера. Не оказалось бы той купчихи — случилось бы что-нибудь другое, и мы бы все равно встретились. Если не на Гаванской улице, так у памятнику Мертвому грузу или где-нибудь еще. Не в этот день, так на следующий. Я это чувствовала. Потому что когда мы столкнулись, Сегарх тоже меня узнал. Позже я спрашивала его: неужели такое возможно? Но его это даже не удивило.
— Не удивило… что?
— То, что мы встретились и узнали друг друга. Да и меня, по правде говоря, тоже. Я начала удивляться, только когда стала вспоминать, как все было. А его удивило… Его удивило, когда я сказала, что он может плевать на ковер и называть кота сукиным сыном. Ковров у меня не было, и кошек тоже. Он плохо понимал шутки.
— И что ты ответила?
— Ответила: «Ничего страшного, купим»… Словом, через три месяца он сделал мне предложение. Кстати, до сих пор не понимаю, как ему удалось получить согласие моей родни — если и хотела спросить, то все забывала. Платок я носила ровно три дня, а на четвертый нас обвенчали, и…
— И он отправился в экспедицию.
— Нет. Он остался в Коклейне до конца зимы. Потом его отправили в рейд к южному побережью, и из Укарды он послал за мной… А за океан он отправился ровно за два года до Катаклизма.
— А почему ты не поплыла с ним?
— Что бы я делала на корабле? Разве что готовить еду вместо кока. Лекаря бы из меня не вышло, хотя я многому научилась. А главное… вы знаете, почему считается, будто женщина на борту приносит несчастье?
Флайри пожала плечами.
— Корабль отправляется в плавание не на один месяц, — Тэм отложила брусок и взяла другой, более мелкий. — Все это время у моряков нет никакой надежды увидеть живую женщину. Понятно, что в ближайшем порту они наверстают упущенное. Но это потом, а пока они размышляют так: нет женщин — и ладно. А теперь представьте, что кто-то взял с собой жену. Или наложницу. Что будет? Даже будь она страшна, как умпи, на второй день пойдут разговоры: «У него есть, а у нас нет!» А еще через два дня начнется бунт.
