— Нет. Они утонули за восемь лет до него, во время шторма на море. Отец, мама и Йаллини, его жена… Я — дочь наложницы. Отец женился на сайрис Йаллини, но она так и не успела родить ему ребенка. После того, как они погибли, начался дележ наследства. Ты не представляешь, как это мерзко. Приходят совершенно чужие люди, якобы дальние родственники отца, и до Полночной стражи сидят в пиршественной зале, выясняют, кому какая деревня причитается и сколько лошадей. Послушаешь их… и хочется пойти и вымыть руки. Я, правда, предпочитала купаться в море.
— Так ты… умеешь плавать?!
Тэм пожала плечами.
— Умею. А что в этом такого? Я же выросла на море. Понятно, что от высокородной сайрис никто не требует, чтобы она переплывала реку в полном доспехе, держась лишь за холку своего коня. Но дети рыбаков, например, учатся плавать раньше, чем ходить… учились.
Она помрачнела и замолчала. Флайри в смятении смотрела на свою спасительницу. Значит, сайрис Тэм… Скорее всего, ее мать была знатного рода, но осталась наложницей, потому что в Аккении кудель не наследует — в отличие от Туллена. Конечно, Катаклизм все перемешал, и иные высокородные сайэры теперь не то что шли в наемники, а попросту промышляли на большой дороге. И все же…
— Бабушка Асварта, мать отца, твердила, что я должна позаботиться о своем будущем, — снова заговорила Тэм. — И что без приданного меня никто даже наложницей в гарем не возьмет, а уж женой и подавно. Но мне было просто невмоготу сидеть там, с ними, и слушать, как они поливают друг друга грязью. Я садилась на лошадь и скакала в Тихую бухту. Тамошние рыбаки прозвали меня «морской девой», потому что я плавала, как рыба. Там были скалы… Семеро мертвецов, как мне надоели эти «был», «была», «было»! — Тэм стукнула кулаком по чему-то невидимому. — Вот только закрою глаза — и вижу Радужный мыс, и дорогу среди холмов, и рыбачьи домики на сваях… я в детстве все спрашивала маму: «А почему у домиков ножки? Чтобы ходить?» И гора Валонта, на которой ничего никогда не растет, кроме одного-единственного дерева асх. У корня оно толстое-толстое, не обхватить, потому что асх этот очень старый. Время от времени ветер ломает ему макушку, а один раз — я сама не видела, это рассказала бабушка — налетел сильный шторм, и ствол как будто срубило топором. Но уже через год асх выпустил новые побеги, и один из них выжил. Похоже, такое случалось и прежде, только про это никто уже не помнит… теперь уже никто.
Она неожиданно повернулась к Бату, раздвинула гриву на холке и озабоченно осмотрела кожу, но, очевидно, ничего нехорошего не нашла.
— Потом появился Тристейна со своей шайкой. Если раньше пираты нападали только на купеческие караваны, то теперь начались налеты на прибрежные поселения. Сегарх в это время находился где-то далеко на юге: он надеялся найти место, где кончается суша и соединяются два океана — Ваннвей и Нальданен, Восточный и Западный. Тристейна разжился оружием, захватил два форта и, наконец, осадил Минеолу. Иногда ясной ночью с вершины Валонты можно было разглядеть зарево подожженных деревень… если только луна не мешала. Помните, какая была раньше луна? Белая, круглая, как лепешка… и вот такая огромная.
Тэм вытянула руку и вытянула два пальца, большой и указательный, словно держала в них некрупный персик, на который наложили заклятие невидимости.
— Мне было пятнадцать лет. И я просто не могла спокойно сидеть в замке, вышивать скатерти и расставлять букеты по вазам. Поэтому в один прекрасный день я отстригла волосы покороче, взяла пергамент и написала, что мне во сне явился пресветлый Сеггер и повелел мне отправиться в Минеолу, помогать ухаживать за ранеными. Полевой лекарь в лагере раскусил меня сразу, хотя виду не подал. Я пришла к нему, наврала с три короба — что я сын рыбака, что воевать не хочу, потому что не люблю убивать людей, даже плохих, но очень хочу что-нибудь делать, чтобы защитить Аккению от корсаров. Сказала, само собой, что никакой работой не гнушаюсь, могу и корпию щипать, и грязь выносить. Лекарь меня выслушал, покивал головой. Провел меня по больнице, показал, как и что делать. Само собой, ничего сложного мне не поручили: протереть пол, подать нянечке бинты… А под вечер, когда я принесла сумки с корпией, сказал: «Замечательно, Ирьес, сын Ходона. Только когда у тебя начнутся женские дни, предупреди меня, чтобы тебя не заставляли поднимать тяжести».
— Вы не отписали домой?
Тэм лукаво улыбнулась.
— Кажется, вы предлагали перейти на «ты», сайрис Флайри.
Женщина почувствовала, что краснеет.
— Мое предложение было неоднократно отвергнуто, сайрис Тэм.
— Не отвергнуто, высокородная госпожа. Я просто не смела воспользоваться столь щедрым подарком.
И наемница отвесила поклон — столь изысканный, что ее могли бы поставить в пример придворным Флориана Благословенного. Флайри не удержалась и улыбнулась в ответ.
— И все-таки… Если тебе не хочется отвечать, не отвечай.
— Почему? Конечно, я написала. Едва убедилась, что в больнице не возражают против того, чтобы я исполняла повеление Пресветлого Сеггера, и Аккении от меня больше пользы, чем ущерба. Я точно знала, что никто не пришлет за мной эскорт и не отвезет обратно в замок. Родственники были только рады, что я не мелькаю у них перед глазами и не напоминаю своим присутствием, что они не единственные претенденты на наследство. Бабушку больше всего волновало, не лишилась ли я девственности. Когда выяснилось, что на цвет моей юности никто не покусился, она успокоилась. Так что… Храни Пресветлый Сеггер лекаря Пирса и упокой его душу, если он уже преставился, — наемница приподняла попону на спине Бата и коснулась ладонью его спины. — Ну вот, мы уже остыли. Теперь погуляешь немножко сам, ладно?
Она вернулась к вьюкам, достала откуда-то железный колышек с кольцом на тупом конце. К кольцу была привязана аккуратно смотанная веревка — судя по всему, очень длинная.
— Давайте помогу, — проговорила Флайри.
— Спасибо. Подержите, пожалуйста…
Тэм разнуздала коня и передала ей уздечку, после чего одним точным ударом вбила колышек, размотала веревку и привязала свободный конец и привязала к недоуздку Бата.
— Вот и все, — сказала она. — Теперь, думаю, стоит переложиться. Не возражаете, если я сложу вашу одежду в свой вьюк?
Разумеется, Флайри не возражала. Под тремя вьюками лошади идти так же нелегко, как человеку, принужденному нести в одной руке тяжелую корзину. И если человек может даже на бегу сменить руку, то перевьючивать коня так быстро не удастся. А делать это придется чем дальше, тем чаще.
Изначально у Флайри, как и у ее спасительницы, было два вьюка. Но один она бросила на постоялом дворе, памятуя, что добро — дело наживное, а жизнь дается лишь однажды. Так что с платьем, рубашкой и нижними юбками пришлось расстаться, равно как и кое с чем еще. Зато остались украшения, которые при нужде можно продать, броки из темно-вишневого полотна — скорее предназначенные для верховой езды, но достаточно красивые, чтобы в них появиться на людях, шкатулка с письменными принадлежностями и теплый саар. Его Флайри отложила чуть в сторону, намереваясь использовать как одеяло.
