Сергеев неопределенно хмыкнул.
— Тьфу, совсем забыл… Чего встали? Не видите, человек с дороги! Саша, марш на кухню, чаю сообрази. Костик, на рынок! — Он полез в карман, вытащил пачку мятых купюр и сунул тому, что ехал «штурманом». — Купишь, что положено. Одна нога здесь, другая там. Да, заодно прогуляешься у нашего друга под окнами.
— Камеры — дело хорошее, — добавил Сергеев, — обращаясь уже ко мне, — но лучше живого глаза еще никто ничего не придумал…
— Николай Иванович, — перебил один из техников, снимая наушники, — тут у нас… гора прыйдэ до Магомеду.
На внешних камерах наблюдения ничего видно не было, но на инфракрасном экране абсолютно ясно можно было разглядеть четыре четких силуэта, суетящихся возле «фольксвагена-транспортера» грязно-зеленого цвета.
— Судя по всему, поедут не пустые, — продолжал наблюдатель.
— Все поедут.
Наблюдатель на мгновение замолчал, словно прикидывая.
— Скорее всего, все. Уж очень много вещей кроме оружия загрузили. Не стали бы они столько брать, на дело отправляясь.
— Думаешь пиф-паф, в дамки и за бугор? — внимательно глядя на оператора из-под густых бровей, спросил Сергеев.
— Они… — начал было я, но осекся, увидев хищный оскал Сергеева. За годы службы я хорошо запомнил его. Оскал не предвещал ничего хорошего.
— Что ж, — пробормотал Сергеев, почти не шевеля губами. — Чай отменяется. Будем брать тепленькими на выезде… — И в полный голос: — «Беркутов» — на крыло! Все равно три часа пройдет, пока они прочешутся, но… Тимошенко и Тарасюк, готовьте «ежа»! Да, и не забудьте предупредить этих малохольных на крыше. Они там вечно невесть чем заняты. Только ворон пугают. Пшли!.. Что ж, Артем Батькович, ты у нас, как всегда, вовремя. Стрелять не разучился?
Я только хмыкнул.
— Вот и славно.
Сергеев пулей вылетел в прихожую, на бегу набросил на плечи широкий плащ… Я едва за ним поспевал.
Мы пробежали до угла пятиэтажки, и, обойдя ее, вылетели на оперативный простор. Перед нами открылась улица, которую я только что видел на мониторах. Вот забор, вот ворота, перед которыми кто-то из наших предусмотрительно растянул «ежа».
В такие минуты зрение, слух и прочие органы чувств у человека начинают работать как-то по-особому. Почему так происходит — не знаю. Но в одну-единственную бесконечно долгую секунду между одним шагом и другим щель между створками ворот вдруг стала широкой, словно я припал к ней лицом, и я увидел двор, засыпанный мелкой щебенкой, и медленно выезжающий мне навстречу «фолькс». Но при этом боковым зрением я столь же отчетливо видел Сергеева, отступающего вправо. Вот он припадает на колено, вскидывает руку с пистолетом…
А потом…
Ворота распахнулись, но я уже метнулся в сторону. Послышался хлопок, точно невдалеке взорвалась петарда. «Фольксик» чуть развернуло, он по инерции поехал на ободах…
В таких ситуациях выигрывает тот, кто быстрее соображает.
Колобком выкатившись под колеса, я вскочил и оказался нос к носу с шофером, который собирался выйти из машины. Я ему помог. Не слишком деликатно, зато эффективно: рывок дверцы на себя с одновременным захватом за кисть. Придал немного энергии его поступательному движению… Прежде чем товарищ пропахал носом асфальт, щедро посыпанный мелкой каменной крошкой, я вырвал у него пистолет, который тот непредусмотрительно сунул за ремень. А когда оружие оказывается в руках, руки уже сами знают, что делать. Сбив предохранитель большим пальцем и продолжая разворот, выстрелил в водителя. Остаток обоймы я разрядил в тех, кто сидел в салоне. Брызнули стекла. Вот жмоты, хоть бы триплекс на боковушки поставили! Кто-то коротко взвыл дурным басом.
А я рыбкой нырнул за капот.
Вовремя, блин.
В багажной части был еще один. То ли я его не засек, то ли он успел пригнуться. Я услышал только, как щелкнула задняя дверца — и…
Бах! Бах! Бах!
Сергеев. Или кто-то из «хлопцев». А я, как в замедленной съемке, увидел за колесом чьи-то ноги в кроссовках «Найк». Потом моя пуля медленно вошла в понтажный черный нос с лаковыми накладками, и кроссовка раздулась и плюнула во все стороны густой вишневой кровью.
Он еще падал, этот чернявый носатый парень лет двадцати пяти, еще не коснулся асфальта, когда я выстрелил. Тело дернулось, как лосось на остроге, отлетело на полметра и замерло.
Я успел только сунуть за пояс ставший ненужным ствол с пустой обоймой и выхватить табельный «ПМ». В дверях парадной возник человек. Система «свой-чужой» у меня в таких ситуациях работает четко. Дальше все было, как в тире: выстрел в голову и еще три в корпус. А я распластался по теплому железному боку «народного автомобиля», не сводя глаз с парадной.
Но ждать оказалось некого. Зато из ворот выскользнул наш «хлопец» и нырнул в распахнутую дверцу «фолькса». Фургончик слегка качнулся. Бывают такие вещи, в которых, сколько ни старайся, не заметишь ничего угрожающего — таким было это мягкое покачивание. Через минуту «хлопец» выскочил наружу, показал непонятно кому оттопыренный большой палец и тем же скользяще-перекатывающимся ходом переместился к парадной.
Тогда из ворот вышел Николай Иванович. И выражение его лица не обещало ничего хорошего.
— Ну, славно, — он бросил косой взгляд на водителя. — Четыре трупа возле танка дополнят утренний пейзаж. Что ты за человек, Артем? Опять поперек батьки в пекло… Хоть бы в одного промазал, снайпер херов! А это у тебя откель?
— Водила подарил, — буркнул я. Не сомневаюсь, вопрос был чисто риторический: Николай Иванович все прекрасно видел.
— Подарочек — от свечи огарочек… «Вальтер»?
Я поднял руку, показав трофей, а потом демонстративно положил его на асфальт. Это действительно оказался «Вальтер-99», моя любимая модель.
— Пальчики, думаю, не все потер… — Тон против воли вышел жалобный, будто я оправдывался. — Как думаете, Минер там?
Сергеев присел, движением фокусника извлек непонятно откуда пластиковый пакет на липучке и аккуратно поместил туда «вальтер».
— Сомневаюсь. А думать… Думать раньше нужно было. Мы этих стервецов три года пасли, а ты…
— А я приехал и пострелял их, как кроликов.
— Примерно так. Но боюсь, самое интересное у нас впереди.
Николай Иванович поднялся и вытащил микроскопическую рацию.
— Прием, панове. Да… Чисто? — И, едва удостоив меня взглядом, бросил: — Пошли, снайпер.
Я поежился.
Дом был опутан диким виноградом и давно требовал покраски. На пыльных окнах смутно белели плотно задернутые провинциальные занавески. Если по приезде мне казалось, что я каким-то чудом попал обратно в конец лета, то вид этого дома полностью развеивал эту иллюзию, возвращая ощущение поздней осени.
Вскинув пистолет, Сергеев перебежал к дому и замер у дверей. С минуту мы стояли друг напротив друга — напряженные, собранные. Было до странности тихо. Только снаружи раздавалась глухая барабанная дробь бегущих ног — люди Сергеева, скорее всего, «зеваки» с крыши, — да где-то вдалеке пронеслась легковушка. Потом Николай Иванович кивнул, и мы одновременно вбежали в полутемную прихожую.
