Вив затрясла головой:
– Прежде все было нормально. Мы никогда ими не пользовались. Он их терпеть не может.
Они помолчали.
– Все же надо ему сказать, – проговорила Бетти.
– Нет, – твердо ответила Вив. – Я никому не собираюсь говорить, кроме тебя. И ты никому не говори! Господи! Вдруг Гибсон прознает? – Мысль ужаснула. – Помнишь Фелисити Уитерз?
Год назад Фелисити Уитерз, служившая в министерстве труда, забеременела от летчика из «Свободной Франции».
[41]
В общежитии девушка бросилась с лестницы, был жуткий скандал. Фелисити уволили из министерства и отправили к родителям в Бирмингем, где ее отец служил викарием.
– Все говорили: надо ж, какая шалава! Господи, была бы она здесь! – вздохнула Вив и, оглядевшись, зашептала: – Фелисити принимала какие-то таблетки, да? Брала в аптеке.
– Я не знаю.
– Брала, точно брала.
– Может, попробовать английскую соль?
– Принимала, не помогает.
– Тогда очень горячую ванну и выпить джину.
Вив усмехнулась.
– В общаге? Я даже воды не успею нагреть. А если кто-нибудь увидит или учует джин? У отца тоже нельзя. – Она вздрогнула от одной только мысли. – Неужели нет другого способа? Что-нибудь должно быть.
Бетти задумалась.
– Еще можно спринцеваться мыльной водой. Должно сработать. Только непременно попасть куда надо. Ну или это... вязальная спица...
– Боже мой! – Вив опять затошнило. – Мне такого не выдержать. А ты смогла бы?
– Не знаю. Наверное, если б приперло. Может, это... тяжести поднимать?
– Какие тяжести?
– Ну, мешки с песком и всякое такое. Или попрыгать на месте.
Вив вспомнила последние две недели: повседневную одуряющую тряску в поездах и автобусах, беготню по лестницам на службе.
– Это без толку, – сказала она. – Так оно не хочет вылезать. Я чувствую, что не хочет.
– Можно пенсы класть в питьевую воду.
– Так это ж бабкины сказки?
– Бабки, они кое в чем толк знают. В конце концов, потому они и бабки, а не...
– А не лахудры вроде меня?
– Я не это имела в виду.
Вив глядела в сторону. Уже совсем стемнело. На тротуарах по краям сквера приплясывали, появляясь и пропадая, тусклые лучи затененных фонариков. Окаймлявшие сквер высокие плоские дома были мертвы. Почувствовав дрожь Бетти, Вив затряслась сама. Но они всё сидели. Бетти подтянула воротник пальто и сложила руки на груди.
– Можно поговорить с Реджи, – снова сказала она.
– Нет. Я не стану ему говорить.
– Да почему? Это же от него?
– Конечно от него!
– Ладно, я только спросила.
– Надо ж додуматься!
– Все равно, нужно ему сказать. Я серьезно, Вив, он все ж таки женатый мужчина... Может подсказать, чего делать.
– Он понятия не имеет. Его жена... помешана на детях. Только для этого он ей и нужен. От меня он получает совсем другое.
– Не сомневаюсь.
– Да!
– Не пройдет и девяти месяцев, как оно перестанет быть другим. То есть восьми месяцев.
– Вот почему я должна все уладить сама. Неужели не понятно? Если окажется, что я просто такая же, как она...
– Ты вправду хочешь уладить? Может, оставишь и...
– Смеешься, что ли? Отец... Это его убьет!
«Это его убьет, – хотела она сказать, – после истории с Дунканом». Однако Бетти этого не скажешь, и бремя стольких секретов, нескончаемой предосторожности, умалчиваний и опасений вдруг стало невыносимым.
– Ох, это ужасно несправедливо! Ну почему так случается, Бетти? Словно было еще недостаточно тяжело. Так на тебе, чтоб доверху! Такая малость...
– Жаль огорчать тебя, детка, но малостью оно останется недолго.
Сквозь темноту Вив вгляделась в подругу и обхватила руками живот.
– Невыносимо думать, что оно сидит там во мне и становится все больше и больше, – тихо сказала она. Вдруг показалось, что она чувствует это, присосавшееся к ней, как пиявка. – Какое оно? Просто жирный червячок, да?
– Жирный червячок с физиономией Реджи, – ответила Бетти.
– Не говори так! Если я начну так думать, станет еще хуже. Надо попробовать таблетки, какие пила Фелисити Уитерз.
– Они же не помогли. Почему она и ковырнулась с лестницы. И разве от них не тошнило?
– Так меня и без них тошнит! Какая разница?
Впрочем, сейчас не тошнило. Вив ощутила почти лихорадочное возбуждение. Вдруг показалось, что раньше она пребывала в некоем трансе. Даже не верится. Столько дней промелькнуло, и она ничего не делала. Вив выпрямилась и огляделась.
– Нужно в аптеку, – сказала она. – Где такая аптека? Ну же, Бетти!
– Не гони, – буркнула Бетти, открывая сумочку. – Черт, нельзя же вывалить такое на девушку и ждать, что она... Дай хоть сигаретку выкурю.
– Сигаретку! Как ты можешь думать о сигаретах!
– Уймись, – сказала Бетти.
Вив пихнулась:
– Я не могу уняться! Думаешь, ты бы смогла, окажись на моем месте?
Внезапно накатила страшная усталость. Вив осела и прикрыла глаза. Потом заметила, что Бетти ее рассматривает. В темноте было трудно прочесть выражение ее лица. Это могли быть и жалость, и восхищение, и даже легкое презрение.
– О чем ты думаешь? – тихо спросила Вив. – Считаешь меня размазней, да? Какой мы считали Фелисити Уитерз?
Бетти пожала плечами:
– Любая девушка может залететь.
– Ты вот не залетаешь.
– Типун тебе! – Бетти сдернула перчатку и заколотила по скамейке. – Постучи по дереву, слышишь? В конце концов, так уж устроено, это просто удача – одним везет, другим нет... – Она рылась в сумочке, ища зажигалку. – И все же я считаю, надо поставить в известность Реджи. Какой тогда смысл вожжаться с женатым мужиком, если нельзя ему такое сказать?
– Нет, – чуть слышно сказала Вив. Обе снова перешли на шепот. – Сначала попробую таблетки; если не подействуют, тогда скажу. А коли получится, он ничего не узнает.
– В отличие от тебя, будем надеяться.
– Ты все же считаешь меня размазней.
– Я только говорю, что если б он надел дождевик...
– Ему не нравится!
