– Не желаете?
– Нет, спасибо.
– Ничего, если я закурю?
Она помотала головой и вернулась к письму, но возбуждение от его близости и всего происходящего путало мысли... Чудь погодя она увидела, что он, наклонив голову, через ее плечо старается прочесть письмо. Заметив ее взгляд, он дернулся, будто его застали врасплох.
– Чертовски повезло парню, который это получит, – кивнул он на листок.
– Вообще-то письмо подруге, – сухо ответила Вив.
– Ошибочка вышла... Ну не надо так! – Он увидел, что она свертывает листок и завинчивает ручку. – Я уже чувствую себя виноватым.
– Вы здесь ни при чем. У меня встреча.
Он закатил глаза, потом подмигнул бармену:
– Почему девушки всегда так говорят, стоит мне появиться?
Он обожал эти игры. Мог забавляться так часами. Ей же не хватало терпения и казалось, что они выглядят парой бездарных актеров-любителей. Еще она всегда боялась засмеяться. В одной гостинице она таки рассмеялась, отчего он тоже поплыл; оба сидели и хихикали, как малыши... Вив допила свой джин. Наступил решительный момент. Она взяла листок, ручку, сумочку...
– Не забудьте это, мисс. – Он коснулся ее руки и взял ее ключ. Подал, держа за деревянную бирку.
Она опять покраснела.
– Спасибо.
– Не за что. – Он поправил галстук. – Кстати, это мое счастливое число.
Наверное, он снова подмигнул бармену, она не видела. Вив вышла из бара и поднялась в свой номер, уже буквально задыхаясь от волнения. Зажгла лампу. Посмотрелась в зеркало и поправила волосы. Ее потряхивало. В баре в одном платье было зябко; Вив накинула пальто и в надежде согреться встала к чуть теплой батарее, растирая голые руки в гусиной коже. Ждала, глядя на привязанный будильник.
Минут через пятнадцать в дверь тихо постучали. Сбросив пальто, она открыла, и Реджи юркнул в комнату.
– Господи! – прошептал он. – Народ кишмя кишит! Целую вечность стоял на лестнице, прикидываясь, что развязался шнурок. Дважды мимо прошла коридорная и так зыркнула! Наверное, решила, что я подглядываю в замочные скважины. – Он обнял ее и поцеловал. – Боже мой! Ты просто бесподобна!
Оказаться в его объятьях было так чудесно, что внезапно закружилась голова. Ой, как бы не расплакаться, мелькнула мысль. Пряча лицо, она щекой прижалась к его воротнику, а когда смогла заговорить, вдруг сказала:
– Ты небритый.
– Знаю. – Он потерся подбородком об ее лоб. – Колется?
– Да.
– Неприятно?
– Нет.
– Умничка. Если еще затевать бритье, я просто сдохну. Господи! Как я сюда добирался, если б ты знала!
– Жалеешь, что поехал?
Реджи ее поцеловал.
– Жалею? Я весь день об этом думал.
– Только день?
– Всю неделю. Весь месяц. Беспрестанно. – Он поцеловал крепче. – Вив, я ужасно соскучился.
– Погоди, – шепнула она, отстраняясь.
– Не могу. Не могу ждать! Ладно. Дай посмотрю на тебя. Ты такая красивая, просто сказка! Как увидел тебя внизу, еле сдержался, чтобы не облапить, ей-богу! Такая мука!
Держась за руки, они прошли в комнату. Реджи потер глаза и огляделся. Даже при тусклой лампочке увиденного хватило, чтобы скривиться.
– Комнатенка-то паршивая. А Моррисон сказал, все путем. По-моему, здесь еще хуже, чем в Паддингтоне.
– Все в порядке.
– Да не в порядке! Прямо сердце разрывается. Вот погоди, кончится война, стану получать человеческое жалованье, тогда будут только «Риц» и «Савой».
– Мне все равно где.
– Вот увидишь.
– Мне все равно где, лишь бы с тобой.
Она сказала это почти застенчиво. Они смотрели друг на друга – просто смотрели, привыкая один к другому. Вив не видела его месяц. Часть Реджи стояла в Вустере, и в Лондон он выбирался раз в четыре-пять недель. Вив понимала, что на войне это еще ничего. Она знала девушек, чьи парии были в Северной Африке или Бирме, на кораблях в Атлантике или в лагерях военнопленных. Наверное, она эгоистка, потому что ненавидела время, разлучавшее с ним даже на месяц. Ненавидела за то, что оно превращало их в чужаков, когда они должны быть неразрывны. Ненавидела, потому что оно вновь его отнимало, едва она успевала к нему привыкнуть.
Наверное, все это отразилось на ее лице. Он прижал ее к себе и поцеловал. Но потом, что-то вспомнив, отодвинулся.
– Подожди, – сказал Реджи, расстегивая клапан нагрудного кармана. – Подарочек для тебя. Вот.
Конвертик с заколками для волос. В прошлый раз она жаловалась, что кончились.
– Один парень с базы продавал. Пустяк, но...
– То, что нужно, – смущенно сказала Вив. Ее тронуло, что он не забыл.
– Правда? Я надеялся. И вот, только не смейся... – Он слегка покраснел. – Тут еще для тебя...
Вив решила, он хочет отдать сигареты. Но Реджи очень осторожно раскрыл мятую пачку и тихонько вытряхнул содержимое ей на ладонь.
Три поникших подснежника. Сцепились тонкими зелеными стебельками.
– Не поломались, нет? – забеспокоился Реджи.
– Какая прелесть! – Вив потрогала тугие белые цветки, похожие на пачки маленьких балерин. – Где ты взял?
– Поезд застрял на сорок пять минут, и мы с ребятами вылезли покурить. Глянул под ноги, а там они. Я подумал... Они напомнили тебя.
Он смутился. Вив представила, как он нагибается за цветками и торопливо, чтобы не увидели товарищи, прячет их в сигаретную пачку. Сердцу вдруг стало очень тесно в груди. Она опять испугалась, что расплачется. Плакать нельзя. Глупо и бессмысленно! Еще на слезы время тратить! Вив осторожно встряхнула подснежники и оглянулась на умывальник.
– Надо в воду положить.
– Они уж завяли. Приколи к платью.
– Булавки нет.
Реджи взял конвертик с заколками:
– А вот этим. Хотя... Погоди, я придумал.
Весьма неумело – слегка оцарапав кожу – он приколол цветки к ее волосам. Затем взял в смуглые ладони ее лицо и полюбовался.
– Вот так, – сказал он. – Бог свидетель, с каждым разом ты все краше.
Вив подошла к зеркалу. Ничего красивого. Лицо пылает, помада от поцелуев размазалась. Цветочки безвольно свесились на придавленных заколкой стебельках. Однако на фоне темно-каштановых волос яркие белые головки смотрелись хорошо.
Вив повернулась к Реджи. Зря она ушла из его объятий. На расстоянии оба опять вдруг застеснялись друг друга. Реджи сел в кресло, расстегнул две верхние пуговицы кителя и воротничок рубашки, ослабил галстук. Помолчав, откашлялся и спросил:
