Справедливости ради надо сказать, что в комнате было не холодно. Прохладно, но не холодно. Однако прикрыться нечем. Ни простыни, ни одеяла. Голая, на цепи в темнице. Такова «карьера» королевской бастардки!
Спустила ноги с лежанки, попыталась подойти к дверям – нет, не дотягивается. Села на край топчана, взяла в руки подозрительный кусок мяса, заветренный и темный. Подумала, понюхала – пахло нормально, мясом, как и полагается нормальному мясу.
В животе заурчало – когда ела последний раз, даже и не вспомнить. И вообще голова была тяжелой-тяжелой, туго соображающей, какие там воспоминания?
Все-таки оторвала кусочек, положила на лепешку, сунула в рот и стала жевать. Солоноватое мясо оказалось вкусным, она съела все без остатка, запила водой – та была теплой, слегка затхлой. Хорошо, хоть это есть. Тут же захотелось на горшок, и минут пять мучительно раздумывала – стоит ли? Вдруг, как только она усядется, кто-то войдет и застанет ее за этим делом? Ужас! Потом горько рассмеялась – то, что она сидит с голым задом на топчане, – это вроде как ничего. А если кто-то увидит, как она пользуется горшком, – трагедия! Не наплевать ли? За то время, что она вертелась в жерновах интриг, пора было бы отучиться от стыдливости, избавиться от иллюзий и привыкнуть к тому, что ее передают, продают, меняют, как вещь, как куклу, как…
Уселась на горшок и постаралась сделать свое дело как можно быстрее. Затем накрыла крышкой и задвинула сосуд под топчан. Быстро юркнула на лежанку – показалось, что за дверями кто-то шагает. Нет, пусто. Видимо, мозг, тоскующий по ощущениям, звукам, по человеческой речи, выкидывает коленца, вытаскивая из воспоминаний различные иллюзии. Ведь в комнате было абсолютно тихо, если не считать потрескивания масляного фонаря, горящего на полочке у противоположной стены. Струйка копоти уносилась вверх – видимо, какая-то вентиляция тут имелась, иначе Санда почувствовала бы запах сгоревшего масла. Тусклое пламя фонаря с трудом пробивало мглу, и углы комнаты терялись в темноте.
Она легла на бок, отвернувшись к стене и съежившись, как ребенок, прячущийся под одеялом от жестокого мира. Ведь известно – нет прочнее преграды перед кошмарами, перед таящимися в темноте монстрами, чем доброе старое одеяло. Его не может пробить никакое колдовство, а уж если позвать на помощь маму, которую боятся все страхи, то…
Но не было одеяла, не было мамы, которая защитит от страхов и не даст в обиду. Оказалось, что взбалмошная, но родная женщина, которую она считала своей любимой мамой, совсем даже не любит ее так, как положено любить дочку. Для мамы оказались важнее собственные прихоти и желания, и для этого она готова не пощадить плоть от плоти своей – дочку Санду. А тот, кого Санда считала отцом, – совсем и не отец. И кстати сказать, именно о нем девушка вспоминала с большой теплотой и любовью. Мать теперь стала ей ненавистна. Она засунула Санду в самое пекло и занялась своими развлечениями, бросив дочь на произвол судьбы.
Санда тихо заплакала, и перед ее глазами встало лицо Неда – такое родное, такое близкое. Если бы он был рядом! Если бы он знал, что с ней происходит!
И тут же подумалось: а вдруг и вправду узнает? И что тогда? Ведь она предательница! Она вышла замуж при живом муже, она лгала перед лицом богини Селеры, становясь женой генерала Хеверада. И ее поступок не оправдывает ничто – ни то, что ее заставили, ни какие-то государственные нужды – предательство есть предательство. Теперь она жена Хеверада перед богами и людьми. Санда отдала бы все, чтобы вернуть те счастливые дни, когда она была с Недом. И ночи… ох, ночи… И променять все это на старого генерала и трон? Да на кой демон ей нужен этот трон?! Деньги? Ей много не надо, и жалованья сержанта вполне бы хватило! Крыша над головой, одежда – все есть. Зачем ей больше?
Она плыла по течению, ее крутило в потоке интриг как щепку, как несчастную мышку, вымытую из своей норки, а она лишь вяло перебирала лапками, захлебываясь в мутном потоке. И не было времени, не было возможности оценить ситуацию. Может, они ее чем-то опаивали? Почему она так и не смогла придумать выхода из этого положения?
Только вот был ли он, выход? Ну да – можно повеситься, можно разбить голову о стену. А дальше что? Кому от этого будет лучше? Это трусость. Это предательство по отношению к себе самой и к Неду, любимому Неду. Так что остается – сесть на трон и лечь в постель с Хеверадом? Нарожать от него детей, принцев? А это – не предательство? По отношению к Неду? Ну, хорошо, а если сказать Хевераду: я взойду на трон, но спать с вами не буду. Есть мне с кем спать. А потом тихонько к Неду…
Санда села на топчане, кусая губы, – а почему бы и нет? Заключить соглашение с Хеверадом – он мужчина умный, ему ведь только власть нужна, и больше ничего! Что он, женщину себе не найдет? Вот только согласится ли на это Нед?
Нога под браслетом чесалась, и Санда, сдвинув его, с минуту расчесывала зудящее место, с отвращением думая о том, что здесь, наверное, полно вшей. Ведь это темница? А раз темница – должны быть насекомые!
Ее передернуло от отвращения, она сжала коленки, подтянув под себя ноги, будто насекомые могли заползти в совсем уж нежные места. Обхватила себя руками за плечи и задумалась: как вышло, что она оказалась в этой темнице? Кому понадобилось убирать ее от Хеверада? Скорее всего тем, кто не хочет, чтобы она стала королевой. А кому же еще? Одна мысль грела душу – Хеверад умный и могущественный человек. Небось он сейчас землю роет, пытаясь ее найти. И найдет ведь! И тогда всем врагам не поздоровится! Кстати, не такой уж он и старый… вполне симпатичный мужчина…
Загромыхал запор двери, и Санда бросилась к стене, съежившись в комочек, постаравшись прикрыть руками и ногами все, что могла. Увы, как-то не особенно получилось. Если бы ладони были размером с простыню, тогда да…
Вошла женщина – красивая, с короткой мальчишеской прической. Ее глаза смотрели на Санду насмешливо и пристально, как на расшалившегося ребенка, будто решая – то ли отшлепать шалуна, то ли пусть себе резвится. В руках держала большой, яркий фонарь, осветивший все неприглядное жилище пленницы.
Прошла к большому стулу у стены, стоявшему напротив топчана, и уселась, закинув ногу на ногу. Женщина была одета в юбку-штаны, применяемые богатыми дамами для конных поездок. На вид ей лет тридцать, не больше, и только глаза выдавали возраст – ей больше, гораздо больше тридцати. Полные губы сложены в надменную усмешку, будто эта красавица знает об окружающих все – их постыдные тайны, их мелкие грешки, вот только говорить об этом не хочет.
Усевшись, долго молчала, разглядывая съежившуюся девушку. Затем сказала, скривив уголок рта:
– Не вышло у тебя. Ну что же – бывает. Ты никто, ты фигурка на доске для игры. Сейчас тебя положили в коробку. Утешься, что ты еще жива. Могла ведь и умереть…
– Зачем я вам? – решилась спросить Санда.
– Зачем? Так, запасной вариант. Чтобы кое на кого надавить, если придется. На трон не рассчитывай – он не для тебя.
– А зачем меня раздели? – пискнула Санда. – Вы продадите меня в рабство?
