Я одела ее, и она снова села у окна. Положила руки на колени осторожно, держа пальцы на весу, будто прикосновение гладкого шелка может причинить ей боль. Склонила голову. Я думала, может, она надеется услышать бой домовых часов в «Терновнике». Но она никогда больше не заговаривала ни о дяде, ни о прежней жизни.
Я взяла ее ночное судно и отнесла за дом, в уборную. Внизу под лестницей ко мне подошла миссис Крем. В руках у нее была простыня.
— Мистер Риверс говорит, простыню надо сменить.
И казалось, вот-вот подмигнет. Но я вовремя успела отвернуться. Об этой стороне дела я как-то не подумала. Я стала медленно подниматься по ступенькам, она шла за мной, тяжело дыша в затылок. Изобразив что-то вроде поклона, она подошла прямо к постели и сдернула одеяло. Там оказалось несколько кровавых пятнышек, слабых и размазанных. Она постояла, глядя на них, потом перехватила мой взгляд, словно говоря: «Просто не верится! Маловато для первой ночи!» Мод все сидела и смотрела в окно. Было слышно, как Джентльмен под нами клацает ножом по тарелке. Миссис Крем подняла простыню, проверяя, не запачкан ли матрац, — но нет, он не запачкался, и она обрадовалась.
Я помогла ей сменить простыню, потом проводила до двери. Она снова неловко поклонилась и только теперь заметила, какой у Мод стал чудной взгляд.
— Что ж она так убивается? — спросила у меня шепотом. — По маме, небось, скучает?
Сначала я не ответила. Потом вспомнила про наш заговор и что должно случиться потом. «Скорее бы! — в сердцах подумала я. — Скорее бы конец». Мы стояли с ней на лестничной площадке, дверь я закрыла.
Я тихо сказала:
— Убивается — не то слово. С ней просто беда. Мистер Риверс очень ею дорожит и не хочет, чтобы пошли пересуды. Вот и привез ее в это тихое место: может, на природе она будет поспокойнее.
— Поспокойнее? Так, значит, она... Боже милостивый! А она не совсем... не бесноватая?.. Не выпустит свиней? Дом-то не подожжет?
— Нет-нет,— заверила я. — Она... как бы сказать... просто не в себе...
— Бедняжка, — сказала миссис Крем.
Но я видела, она обдумывает услышанное. Так ведь не договаривались, что у нее в доме будут держать помешанную. И с тех пор, принося наверх поднос, она всегда украдкой косилась на Мод — как бы та не укусила.
— Она меня не любит, — сказала Мод, заметив это странное поведение на третий раз.
Я быстро сообразила и ответила:
— Не любит? Вас? Какая нелепая мысль! С чего бы ей вас не любить?
— Ну, не знаю, — спокойно ответила Мод, глядя на свои руки.
Позже она то же сказала и Джентльмену, и он похвалил меня.
— Вот и хорошо, — сказал он. — Пусть миссис Крем боится ее, а она пусть втайне побаивается миссис Крем. Отлично. Это нам пригодится, когда будем вызывать врача.
Но до этого нужно было выждать еще неделю. Мне казалось, это самая ужасная неделя в моей жизни. Он обещал Мод, что они пробудут здесь только сутки. Однако на следующее утро он посмотрел на нее и покачал головой:
— Какая вы бледная, Мод! Думаю, вам нездоровится. Думаю, нам следует еще задержаться здесь, пока здоровье ваше не поправится.
— Задержаться? — спросила она уныло. — Но разве мы не можем поехать сразу в ваш лондонский дом?
— Мне правда кажется, что вы не вполне здоровы, а дорога тяжелая.
— Я — нездорова? Но я прекрасно себя чувствую — спросите Сью! Сью, скажите мистеру Риверсу, подтвердите, что я здорова!
Ее аж затрясло. А я промолчала.
— Еще денек-другой, — сказал Джентльмен. — Пока вы не отдохнете. Пока не успокоитесь. Право же, если бы вам еще полежать...
Она заплакала. Он подошел к ней успокоить, но она еще сильнее зарыдала. Он сказал:
— Ах, Мод, у меня сердце разрывается, когда вижу вас в таком состоянии. Если бы я был уверен, что вам так будет легче, я бы тотчас же отвез вас в Лондон — прямо взял бы на руки и понес, — вы мне верите? Но посмотрите на себя со стороны и скажите сами: хорошо ли вы себя чувствуете?
— Не знаю, — ответила она. — Здесь все так непривычно. Я боюсь, Ричард...
— А в Лондоне разве привычно? И разве вас не пугает, что там шум, гам, толпы людей, простора нет? Нет, нет, это место как раз для вас сейчас. Здесь есть миссис Крем, она о вас заботится...
— Миссис Крем меня терпеть не может.
— Как это? Ну, Мод. Какие глупости вы говорите, мне прямо стыдно за вас, и Сью тоже стыдно — правда, Сью?
Я не отвечала.
— Конечно стыдно, — сказал он, в упор глядя на меня своими пронзительными голубыми глазами.
Мод тоже посмотрела на меня и отвернулась. Джентльмен взял ее за руку и поцеловал в лоб. Потом сказал:
— Ну вот, не будем больше спорить. Останемся здесь еще на день — всего на один день, пока румянец не заиграет вновь на ваших щечках, а глазки не засияют как прежде!
То же самое он повторил и на следующий день. А на четвертый он с ней и не церемонился: сказал, мол, она нарочно его огорчает, заставляет ждать, тогда как он только и мечтает, как бы поскорее отвезти в Челси свою женушку. А на пятый день, обняв ее, даже всплакнул, говоря, как сильно он ее любит.
После этого она больше не спрашивала, долго ли им оставаться в этом доме. Румянец, конечно же, к ней не вернулся. В глазах — одна тоска. Джентльмен велел миссис Крем подкармливать ее как следует, и та стала подавать еще больше яиц, почек, отрезала жирные ломти бекона и кровяной колбасы. От мяса в комнате пахло кислятиной. Мод ничего этого не ела. Вместо нее — чтоб не пропадало — все подъедала я. А она только сидела у окна, смотрела на улицу, крутила на пальце обручальное кольцо, рассматривала свои руки или тянула к губам длинную прядь волос.
Волосы ее, как и глаза, утратили прежний блеск. Она не позволяла мне мыть их и лишь изредка дозволяла расчесывать: сказала, ей противно, когда гребенка скребет по голове. Она ходила все в том же платье, в каком приехала из «Терновника», — с грязным подолом. Лучшее свое платье, шелковое, она отдала мне.
— Зачем оно мне сейчас? Мне гораздо приятнее видеть его на вас. Лучше уж вы его поносите, а то зря лежит в шкафу.
Пальцы наши встретились под струящимся шелком, когда она мне его передавала, мы обе вздрогнули и отскочили друг от друга. После той первой ночи она уже не пыталась целовать меня.
Я взяла у нее платье. По вечерам теперь можно было не скучать: мне было чем заняться, я распускала швы на талии, а ей, похоже, приятно было наблюдать, как я шью. Когда я закончила, надела платье и встала перед ней в полный рост, она посмотрела на меня загадочно и сказала, краснея:
— Как вы хороши в нем! Его цвет очень идет к вашим глазам и волосам. Так я и думала. Теперь вы — настоящая красавица, правда? А я дурнушка, вам не кажется?
