У нас спичек не водилось. Маргарет всегда носила их с собой в переднике. Когда я напомнила об этом Мод, она сказала:
— Тогда возьмите свечу! Что угодно возьмите! Хоть уголек из камина. Ой, а можно побыстрее? Только прошу, не говорите ему, что я вас послала!
И можете себе представить? Я послушалась. Сбежала вниз на два лестничных пролета, зажав в руке каминные щипцы с горящей головешкой — для того лишь, чтобы кому-то было чем прикурить! Можете себе представить, чтобы я это сделала? Ну да, ведь я теперь служанка, не имею права отказываться. Джентльмен увидел, что я иду к нему по траве, разглядел, что я несу, и рассмеялся.
Я сказала:
— Все нормально. Она послала меня передать вам это, чтобы вы зажгли сигарету. Сделайте вид, что вам приятно, она за вами наблюдает. Но если хотите, можете и о нас поговорить.
Он даже головы не повернул в мою сторону, только поднял глаза к ее окну.
— Хорошая девочка, — хмыкнул он.
— Слишком хорошая для вас, как я понимаю.
Он улыбнулся. Но так, как господа улыбаются слугам: снисходительно. Я представила, как Мод глядит на нас сверху вниз, туманя взволнованным дыханием холодное стекло.
Он спокойно поинтересовался:
— Как наши дела, Сью?
— Неплохо, — ответила я.
— Думаешь, она любит меня?
— Думаю, да. Любит.
Он достал серебряный портсигар и вынул новую сигарету.
— Но сама она тебе об этом не говорила?
— Это и не обязательно.
И наклонился над головешкой.
— Она тебе вполне доверяет?
— Вынуждена. Больше у нее никого нет.
Он затянулся, выпустил дым. В холодном воздухе повисли синие пятна дыма.
— Она наша, — сказал он.
Отступив на шаг, он выразительно посмотрел на меня, и я поняла: выронила уголек на траву, и он нагнулся, чтобы помочь мне его поднять.
— Что еще? — спросил он.
Быстрой скороговоркой я поведала ему про снотворные капли и про то, что она боится своих снов. Он слушал с улыбкой, неловко хватал щипцами кусок угля, так что тот все время срывался, потом наконец ухватил, поднял и передал щипцы мне, жестом показав, что нужно держать их крепче.
— Капли и сны — это здорово, — тихо сказал он. — Это нам потом пригодится, позже. А сейчас ты знаешь, в чем твоя задача? Не спускать с нее глаз. Войти к ней в доверие. Она — наш маленький драгоценный камушек, Сьюки. Скоро я вытащу ее из оправы и обменяю на деньги. А держать нужно вот так. — Он вдруг заговорил громче: из парадного вышел мистер Пей — заметил, видно, открытую дверь и выглянул посмотреть, что случилось. — Вот так, чтобы уголек не упал и, не дай бог, не прожег ковер мисс Лилли...
Я сделала реверанс, и он пошел прочь, а потом, когда мистер Пей встал погреться на солнышке и, сняв парик, поскреб макушку, шепнул мне на прощание:
— На тебя дома делали ставки. Миссис Саксби поставила пять фунтов на твой успех. Мне велено поцеловать тебя — за нее.
Изобразив губами беззвучный поцелуй, он сунул в рот сигарету и опять принялся пускать синий дым. Потом поклонился. Пряди волос упали на воротник. Поднял холеную белую руку, чтобы заправить прядь за ухо.
Я заметила, что мистер Пей с крыльца пристально смотрит на него — еще пристальней, чем смотрели мальчишки из Боро, — словно прикидывал, что лучше: посмеяться над ним или дать пинка. Но Джентльмен притворился, что не замечает. Он подставил лицо солнышку и встал так, чтобы Мод из своего укрытия могла его получше разглядеть.
...С тех пор каждое утро она вставала у окна и смотрела, как он прохаживается внизу и курит. Она упиралась лбом в стекло, и, когда отходила, над бровью оставалась отметина — ярко-розовый кружок на белой коже. Такие пятна бывают на щеках от лихорадки. И еще я заметила, что с каждым днем пятно становится все краснее.
Теперь она следила за Джентльменом, а я за ними обоими, и все втроем ждали, когда же лихорадка отступит.
Мне казалось, что это займет две недели, ну, может, три. Но две недели прошли, а мы все еще топтались на месте. Потом еще две, но все оставалось по-прежнему. Она умела ждать, и дом продолжал жить по-заведенному. Она лишь чуть сдвинула свою дорожку поближе к нему, а он чуть подправил свою, поближе к ней, — но только и всего. И мы с ним ждали, когда представление разладится.
Я должна была завоевать ее доверие, чтобы потом помочь ей бежать. Тысячу раз я закидывала удочку — например, заговаривала о том, какой добрый джентльмен мистер Риверс, как он красив, и какие изысканные у него манеры, и как он, похоже, нравится ее дядюшке, да и ей самой, и как она сама, похоже, нравится ему, и если бы какая юная дама подумывала о замужестве, то мистер Риверс — чем не пара? В общем, я тысячи раз обиняками пыталась вывести ее на откровенный разговор, но она словно не слышала моих намеков и, похоже, не собиралась изливать передо мной душу. Природа тем временем снова насупилась, а потом вдруг стало теплее. Наступил март. Его сменил апрель. К маю все картинки мистера Лилли будут оправлены, и Джентльмену придется покинуть этот дом. А она все еще не сказала своего слова, и он ослабил напор, чтобы не спугнуть неверным движением.
Я, честно говоря, утомилась ждать. И Джентльмен стал нервничать. Мы все были на взводе, как караульные на часах: Мод все время ходила как неприкаянная и, когда били часы, вздрагивала, а глядя на нее, и я вздрагивала. Когда в назначенное время за ней должен был зайти Джентльмен, я своими глазами видела, как она начинала метаться, прислушиваясь к его шагам, — а заслышав стук в дверь, бывало, вскочит или вскрикнет, как-то раз даже чашку уронила и разбила. А ночью лежала не смыкая глаз, словно в оцепенении, или ворочалась и что-то бормотала во сне.
Любовь, ясное дело! Ничего подобного я отродясь не видела. В Боро подобные дела совсем иначе делались. Я вспоминала, как обычно ведет себя девчонка, если ей нравится ее ухажер.
Я попыталась представить, как я бы сама себя повела, если бы на меня обратил внимание мужчина вроде Джентльмена. И подумала, может, отвести ее в сторонку и поговорить как девчонка с девчонкой, подсказать, что ли...
Но все же решила этого не делать, боясь показаться грубой и невоспитанной... Что выглядит довольно странно, если учесть, что потом случилось.
...Но прежде должно было произойти еще кое-что. Гроза наконец разразилась. Куклы столкнулись, и наше терпение было с лихвой вознаграждено.
Она позволила ему себя поцеловать.
Не в губы, а даже еще получше.
Я знаю об этом, потому что собственными глазами видела.
Это случилось у реки, в первый апрельский день. Он выдался на редкость теплым. Солнце сияло вовсю, но небо хмурилось — ждали грозы.
Поверх платья она надела жакет и плащ, и ей было жарко. Она подозвала меня и велела снять с нее плащ, а затем и жакет. Она сидела и срисовывала камыши, а Джентльмен стоял рядом и снисходительно поглядывал на ее мазню. Солнце слепило глаза и мешало ей рисовать: она то и дело прикрывала их ладонью и щурилась. Перчатки ее были все в краске, теперь и лицо запачкалось.
