— Идите, Мод, — говорит он. — Садитесь рядом со мной. И если вы обещаете не бросаться на меня с кулаками, как это было в минувшую среду, тогда, клянусь жизнью Джонни, я тоже вас бить не буду.
Джон ухмыляется.
— Не слишком-то распоряжайтесь моей жизнью, — говорит он, — не то я вашей так распоряжусь — слышите?
Ричард не отвечает. Он смотрит мне прямо в глаза и улыбается.
— Ну что, будем опять друзьями?
Он протягивает мне руку, я не пожимаю ее. В запертой кухне жарко и нестерпимо душно, от этого во мне вскипает злость, и я выпаливаю:
— Какой вы мне друг?! И никто здесь мне не друг. Я с вами только потому, что миссис Саксби так решила, а у меня уже нет сил ей возражать. А вы, остальные, запомните: я всех вас ненавижу.
И сажусь, но не на пустой стул рядом с ним, а в большое плетеное кресло-качалку во главе стола. Кресло скрипит подо мной. Джон и Неженка переглядываются с миссис Саксби, которая смотрит на меня и, кажется, ничего не понимает.
— А почему бы нет? — говорит она с вымученным смешком. — Устраивайтесь поудобнее, дорогая. Я сяду сюда, на этот жесткий старый стул, мне все равно. — Она садится и вытирает губы. — А где наш мистер Иббз?
— Ушел по делам, — говорит Джон. — Взял с собой Чарли Хвоста.
Она кивает.
— А детки мои спят?
— Джентльмен попоил их полчаса назад.
— Молодец. Теперь будет тихо. — Она смотрит на меня. — Ну что, мисс Лилли? Чашечку чаю? — Я не отвечаю, только медленно покачиваюсь в кресле. — Или, может, кофейку? — Облизывает губы. — Ну, значит, кофейку. Неженка, вскипяти воды. Не желаете ли пирожного, дитя мое, с кофейком-то? Я пошлю Джона, он принесет. Вы любите пирожные?
— Что бы вы мне ни предложили, — говорю я медленно, с расстановкой, — все будет для меня как пепел.
Она качает головой:
— Какие слова, прямо поэзия! Так как же насчет пирожных?..
Я отворачиваюсь от нее.
Неженка хлопочет, варит кофе. Аляповатые часы тикают, отбивают час. Ричард сворачивает сигарету. Но табачный дым, чад от горящих ламп и свечей и без того висит пеленой, волнами плавает от стены к стене. Стены в кухне коричневые и тускло блестят, будто их залили подливкой, всюду развешаны цветные картинки — ангелочки, розочки, девицы на качелях — и еще покоробившиеся от времени, с закрученными краями, вырезки из газет с изображениями спортсменов, лошадей, собак и воров. Над жаровней мистера Иббза целых три портрета, подписи под которыми гласят, что это «м-р Чабб, м-р Йейл и м-р Брама», — приклеенные к пробковому щитку, со следами от дротиков.
«Вот бы мне дротик, — мечтаю я, — я бы заставила миссис Саксби отдать ключи. Или не дротик, а бутылку с отбитым дном. Или нож».
Ричард зажигает сигарету, щурится от дыма и изучающе смотрит на меня.
— Симпатичное платьице, — говорит. — Как раз ваш цвет. — Тянется потрогать желтую ленту, но я хлопаю его по руке. — Ну-ну, характер, боюсь, не исправился. А мы надеялись, что он от сидения взаперти будет поприятней. Яблоки ведь вылеживаются в ящиках? Да и у телят в загоне мясо помягче становится.
— Идите к черту, — говорю я.
Он улыбается. Миссис Саксби краснеет, потом смеется.
— Нет, вы слышали? Когда такое говорит простая девчонка, это звучит грубо. А когда говорит леди — даже приятно, будто щебечет. И все же, милочка... — Она наклоняется над столом и продолжает, понизив голос: — Я не желаю, чтобы вы так выражались.
Я смотрю на нее в упор.
— Вы думаете, — отвечаю я хладнокровно, — ваши желания для меня что-нибудь значат?
Она моргает и еще гуще краснеет, веки ее дрожат, она отворачивается.
Я молча допиваю кофе. Миссис Саксби сидит, нахмурив брови, барабанит пальцами по столу. Джон и Ричард опять кидают кости, препираются из-за очков. Неженка полощет пеленки в тазу с грязной водой, потом вывешивает их у камина сушиться, от них идет пар и вонь. Я закрываю глаза. Желудок сводит острая боль. «Если бы у меня был нож, — думаю я снова. — Или топор...»
Но в комнате удушающая жара, и я так измучена и устала, что голова моя тяжелеет и я засыпаю. Когда я открываю глаза, на часах пять пополудни. Кости уже убрали. Вернулся мистер Иббз. Миссис Саксби кормит младенцев, Неженка готовит ужин. Бекон, капуста, картошка и хлеб: мне придвигают тарелку, и я покорно принимаюсь за еду, тщательно отделяя и отодвигая на край тарелки прослойки жира и хлебные корки, как недавно за завтраком выбирала рыбные кости. Потом приносят стаканы.
— Хотите выпить, мисс Лилли? — спрашивает миссис Саксби. — Портеру, хересу?
— Джину? — добавляет Ричард, лукаво поглядывая на меня.
Я выбираю джин. Он горчит, но звук от помешивания, когда серебряная ложка стучит о стекло, мне приятен и действует на меня умиротворяюще.
Так проходит этот день. Так проходят и все остальные дни, следующие за ним. Я рано ложусь — миссис Саксби меня раздевает, платье мое и нижние юбки уносит и запирает, потом запирает меня. Я сплю плохо и каждое утро просыпаюсь разбитая, с одной тревожной мыслью: мне страшно. Сажусь на золоченый стульчик, перебираю мысленно все подробности моего заточения, думаю, как лучше сбежать. Потому что я должна бежать. Я сбегу. Сбегу и найду Сью. Как звали тех, кто ее забрал? Не могу вспомнить. Где тот дом? Я не знаю. Не важно, не важно, все равно я его найду. Хотя сначала доберусь до «Терновника», попрошу у дяди денег — он же по-прежнему уверен, что я ему родня, — а если не даст, тогда буду просить у слуг! Попрошу у миссис Стайлз! Или украду! Стащу книгу из библиотеки, самую ценную, и продам!..
Или нет, не так. Потому что при мысли о «Терновнике» я до сих пор содрогаюсь, и однажды мне приходит в голову, что, в конце концов, и в Лондоне у меня есть знакомые. Мистер Хасс и мистер Хотри. Мистер Хасс, ну, он еще любил смотреть, как я поднимаюсь по лестнице. Смогу ли я довериться ему? Думаю, что смогу, потому что дошла до предела... Мистер Хотри, однако, добрей и приглашал меня к себе, в магазин на Холиуэлл-стрит. Думаю, он мне поможет. Уверена, что поможет. Наверное, эта улица где-нибудь поблизости. Хотя не знаю, карты у меня нет. Но я как-нибудь доберусь. И тогда мистер Хотри мне поможет. Мистер Хотри поможет мне отыскать Сью...
Так размышляю я, а в это время за окном расплывается мутный рассвет, мистер Иббз жарит селедку, сестра его воет, Джентльмен кашляет наверху, а миссис Саксби всхрапывает, ворочается в постели и вздыхает.
Если бы они хоть на минутку забыли обо мне! «Однажды, — говорю я себе каждый раз, когда за моей спиной запирают дверь, — однажды они забудут ее запереть. И тогда я сбегу. Им надоест все время меня сторожить». Но нет, они не забывают. Я жалуюсь на духоту, на спертый воздух. Жалуюсь на усиливающуюся жару. Чаще, чем надо, прошусь в туалет: потому что он находится в дальнем конце темного и грязного прохода, на задворках дома, там я изредка вижу небо над головой. Я знаю, что для меня это единственный путь выбраться на свободу, только бы случай удобный подвернулся, но пока все никак не получается: каждый раз Неженка доводит меня до места и ждет снаружи. Однажды я делаю попытку сбежать, но она быстро догоняет меня и приводит обратно, миссис Саксби бьет ее за то, что чуть меня не упустила.
