Вспыхивает свет. Из-за Будды выезжает
Фандорин. С двух сторон выходят Маса и Фаддей.
Фандорин (выставив вперёд палец наподобие
пистолета): Ни с места! Обернётесь — стреляю!
Человек в шлеме стоит спиной к Фандорину и к
залу. Веер он выронил, руки поднял.
Фандорин: Маса, дзю-о тоттэ кои.
Маса подходит, обшаривает неизвестного.
Достаёт и показывает Фандорину платок, потом какой-то футляр, потом сложенный
листок.
Маса: Корэ дакэ дэс.
Фандорин: А теперь повернитесь.
Человек медленно оборачивается. Это Слюньков в
рогатом шлеме. Он изумлённо смотрит на выставленный палец Фандорина.
Фандорин: Ба-а, господин нотариус! Что
смотрите? Да, оружия у меня нет. Ничего удивительного. Вот уж не думал, что
поездка за город окажется опасной. Удивительно другое. Где ваш-то п-пистолет?
Слюньков (дрожащим голосом и тоже заикаясь):
Какой п-пистолет?
Фандорин: Тот, из которого вы стреляли в
мистера Диксона.
Слюньков: Я ни в кого не стрелял! Я вообще
стрелять не умею!
Фандорин: Отпираться бессмысленно. Вы взяты с
п-поличным. Да и капюшон я узнал.
Слюньков: Я взял этот п-плащ в п-прихожей! Во
дворе такой ливень!
Фандорин: Может быть, веер вы тоже взяли в
прихожей? Благодарю вас, Фаддей Поликарпович, вы превосходно сыграли свою роль.
Бедный доверчивый г-господин Слюньков. Про шлем я выдумал, чтоб поймать преступника
на живца. Видели бы вы себя со стороны.
Маса подаёт Фандорину вещи, изъятые у
нотариуса. Фандорин открывает футляр, в нём очки. Листок разворачивает, читает.
Фандорин: Очень интересно. «Я, Ян Казимирович
Борецкий, доверяю поверенному Степану Степановичу Слюнькову вести дело о
наследстве, причитающемся мне по смерти моего отца, а в вознаграждение передаю
вышеуказанному С. С. Слюнькову веер, ранее принадлежавший моему дяде Сигизмунду
Иосифовичу Борецкому и отныне становящийся законной собственностью С. С.
Слюнькова. Подпись: Ян Борецкий». Тут и число есть. Сегодняшнее. Какой щедрый
подарок. В награду за ведение дела о наследстве отдать нотариусу всё наследство
ц-целиком…
Слюньков: Умоляю вас, не нужно иронии! Я вор,
но не убийца. Клянусь вам! Да и вором стал только сегодня. Всю жизнь честно…
тридцать лет поверенным… Бес попутал… Не погубите, господин Фандорин! Если
откроется, это позор, суд, разорение! Только останется, что в петлю! У меня
жена молодая! Я так её люблю! И дети, от прежнего брака. Четверо! Бесовское
наваждение! Не устоял!
Простирает к Фандорину руки.
Фандорин: Зачем вы украли веер? Захотели
богатства и славы?
Слюньков: И молодости! Главное — молодости!
Моей Сонечке ещё нет тридцати, я стар для неё. У меня радикулит, я еле хожу, а
она красива, полна сил. Ну что вы так на меня смотрите? Я ведь тоже человек, а
не параграф. Мне хочется счастья… Я всегда был практиком, в облаках не витал,
но как трудно, как трудно жить в мире, где не бывает чудес! Твердишь себе год
за годом: нет никаких чудес, есть только завещания, векселя, выкупные
обязательства. И вдруг — веер. Ведь жизнь уходит. Вы молодой, вам не понять.
Однажды очнёшься, а тебе пятьдесят. И думаешь: что — это всё? Дальше только
сахарная болезнь, поездки на воды, старость и смерть? Когда вы рассказали про
Инь и Ян, у меня будто лопнуло что-то в голове… какая-то струна оборвалась.
Потом вдруг молния, кромешная тьма. Клянусь, руки сами схватили веер и сунули
под сюртук. Я так испугался! А когда зажёгся свет, отдавать веер было уже
поздно…
Фандорин: Ну да. Оставалось только под шумок
подсунуть Яну Казимировичу фальшивую дарственную. Дарственная-то вам зачем?
Слюньков: Ну как же! Вы сами говорили — веер
исполняет желания только законного владельца.
Фандорин: Думали бумажкой Будду обмануть?
Сразу видно нотариуса. Маса, сэнсу-о. (Маса поднимает веер, протягивает.) Ну
что ж, попробуйте, помашите. Слова молитвы помните?
Слюньков: Всё время их твержу… Вы… вы в самом
деле… позволите?
Фандорин жалостливо кивает. Они с Масой,
переглянувшись, наблюдают.
Слюньков роняет веер на пол — так дрожат руки.
Быстро поднимает, раскрывает.
Слюньков: Голова кружится… В глазах темно…
Господи Иисусе… (Испуганно.) Нет-нет, не «Иисусе»! (Разворачивает веер сначала
белой стороной наружу.) Для мира хорошо — вот так. (Переворачивает). Для себя
хорошо — вот этак. Не смотрите на меня так, я не святой, а самый обычный
человек… Мир большой, если ему станет немножко хуже, он и не заметит… Хочу
стать молодым, здоровым, красивым. И ещё богатым. И чтоб Сонечка меня обожала! (Крестится.
Поёт, качая в такт веером.) «Нам-мёхо рэнгэ-кё. Нам-мёхо рэнгэ-кё. Нам-мёхо
рэнгэ-кё. Нам-мёхо рэнгэ-кё.
Нам-мёхо рэнгэ-кё. Нам-мёхо рэнгэ-кё. Нам-мёхо
рэнгэ-кё. Нам-мёхо рэнгэ-кё».
Пауза. Слюньков уперевшись рукой в поясницу,
потягивается. Вскрикивает от боли.
Слюньков: Ничего! Ничего! Всё, как было! Тот
же старый хрыч…
Фандорин: Стыдно, право. Девятнадцатый век на
исходе, а вы в сказки верите… Что же мне с вами делать? Ладно. (Рвёт листок в
клочки.) Отнесите веер наследнику. Скажите, что нашли. А от вознаграждения
отказывайтесь. Наплетите что-нибудь. Да Ян Казимирович и не будет приставать с
расспросами, не того сорта человек.
Слюньков (понуро): Благодарю… Вы великодушный
человек. Господи, в самом деле, как стыдно…
Фандорин: Маса, каэро.
Маса укатывает Фандорина, остаются Фаддей и
нотариус.
Фаддей (подбирая клочки): Ох, сударь, всё зло
от бабья. Что на молодой-то жениться? Седина в бороду, а бес в ребро.
Слюньков (разглядывая веер): Позор, позор… На
старости лет такой срам… Воровство, подложное поручение… Погодите, погодите!
Как ты думаешь, Фаддей, может, из-за этого и не вышло, а?
Фаддей: Из-за чегой-то из-за этого?
Слюньков: Да из-за того, что я нечестным
образом веер присвоил, без ведома и согласия владельца. Будде это не
понравилось.
Фаддей: Такое кому ж понравится.
Слюньков: Хорошо, большого чуда нельзя, но,
может, получится маленькое. Если наполовину развернуть, да белой стороной
стукнуть, может, хоть радикулит пройдёт?
Фаддей: Навряд ли. Хотя, конечно, всяко
бывает.
Слюньков (вертит веер): Чёрной нельзя, от
этого помереть можно. Фаддей, я стукну, а?
Фаддей: Да стучите, коли вам охота, только не
со всей силы. Вещь ветхая, и так вон изорвали всю, роняючи.
