— Как ты не понимаешь, — сказала она Бену. — Если б я не любила тебя, то переехала бы сегодня же, ни минуты не раздумывая.
На самом деле, уйдя от него, Джиллиан только об этом одном и думала и будет думать впредь, хочет она того или нет. Бен не понимает, как опасна может быть любовь, но Джиллиан знает это досконально. Слишком много раз обжигалась, чтобы расслабиться и пустить все на самотек. Ей следует держать ухо востро и оставаться не замужем. А что ей необходимо прямо сейчас — это тишина, покой и горячая ванна; однако когда она, стараясь ступать неслышно, входит с черного хода в дом, то застает Антонию и Кайли на ногах, в ожидании ее прихода. Обе они вне себя и готовы звонить в скорую помощь. Обе в крайней тревоге. С их матерью что-то стряслось, а что, они не знают.
В спальне — непроглядная темень, и Джиллиан не сразу понимает, что бугорок под ворохом покрывал — не что иное, как форма существования живого человека. Зато ей нетрудно распознать жалость к собственной персоне и отчаяние. Этот диагноз Джиллиан ставит в два счета, поскольку сама тысячу раз бывала в подобном состоянии и притом знает, каким способом от него избавиться. Племянниц она отправляет спать, не слушая их возражений, а сама идет на кухню и смешивает в кувшине коктейль «Маргарита». Потом берет кувшин и, прихватив два бокала, обмакнутых в крупную соль, выносит все это на задний двор и оставляет у двух садовых кресел, стоящих возле огородика, где изо всех сил стараются расти огурцы.
На этот раз, поднявшись к Салли, она уже не озадачена видом вороха покрывал. Теперь она точно знает, что под ними прячется человек.
— Ну-ка вставай, — говорит Джиллиан.
Глаза у Салли закрыты. Она парит где-то, где кругом тихо и бело. Ей и уши хотелось бы заткнуть, потому что слышно, как приближается Джиллиан. Джиллиан стаскивает с Салли покрывала и хватает ее за руку:
— Подымайся.
Салли скатывается с кровати. Она открывает глаза и моргает.
— Уходи, — говорит она сестре. — Не трогай меня.
Джиллиан поднимает Салли на ноги, выводит из комнаты и ведет вниз по лестнице. Вести Салли — все равно что волочить вязанку дров: она не противится, но повисает одеревенелой тяжестью. Джиллиан толкает плечом заднюю дверь, и за порогом струя влажного воздуха ударяет Салли в лицо.
— Ой, — вырывается у Салли.
Она порядком ослабела и рада опуститься в садовое кресло. Садится и откидывается назад, готовясь вновь закрыть глаза, но замечает, как много высыпало на небо звезд. Когда-то, еще у тетушек, они с Джиллиан забирались летними ночами на крышу дома. Вылезти на крышу можно было через слуховое окошко, если, конечно, не бояться высоты и не шарахаться от бурых маленьких летучих мышей, которые слетались пировать в тучах комаров, что толклись в воздухе. Они с Джиллиан не забывали загадать желание, едва покажется первая звездочка, — всякий раз одно и то же и о котором, понятно, нельзя сказать вслух.
— Можешь не волноваться, — говорит Джиллиан. — Ты им и взрослым будешь нужна.
— Ну да, как же.
— Вот мне ты ведь нужна до сих пор?
Салли оглядывается на сестру, которая разливает по бокалам «Маргариту»:
— Зачем это?
— Не окажись у меня здесь тебя, когда случилась эта история с Джимми, сидеть бы мне сейчас в тюрьме. Ты просто знай, что без тебя мне бы тогда не справиться.
— Так это потому, что он был тяжелый, — говорит Салли. — Была бы у тебя тачка, обошлось бы и без меня.
- Нет, правда, - настаивает Джиллиан. - Я у тебя в долгу по гроб жизни.
Она поднимает бокал в ту сторону, где похоронен Джимми.
— Чао, бамбино, — говорит Джиллиан.
Ежится, как от озноба, и отпивает глоток из бокала.
- Прощевайте, без вас веселей, - бросает Салли в сырое и душное пространство.
Хорошо, проведя столько времени в помещении, выйти на открытый воздух. Хорошо сидеть вдвоем на травке в час, когда сверчки неспешно выводят свои предосенние рулады.
У Джиллиан на пальцах соль от «Маргариты». На лице ее - та самая прелестная улыбка, от которой она выглядит моложе. То ли здешняя влажность оказывает благотворное действие на ее кожу, то ли это игра лунного света, но что-то в ней появилось совершенно новое.
— Я никогда не верила в счастье. Думала, его вообще не бывает. И вот теперь — полюбуйтесь! Готова верить во что угодно!
Салли хочется протянуть руку и потрогать луну — проверить, прохладная ли она на ощупь, или у нее только вид такой. Ей за последнее время не раз приходило в голову, что, может быть, когда живые становятся мертвыми, они оставляют по себе пустоту, вакуум, который не заполнить никому другому. Ей самой раз в жизни крупно повезло, хоть, правда, очень ненадолго. Может быть, уже за это надо сказать спасибо и не рыпаться.
— Бен попросил, чтобы я переехала к нему, - говорит Джиллиан. - Я, можно считать, ответила отказом.
— Переезжай, — говорит ей Салли.
— Так просто?
Салли решительно кивает головой.
— Что ж, может, стоит подумать, — признается Джиллиан. — На время. Пока нас не связывают никакие обязательства.
— Да переедешь, будь уверена.
— Ты, наверное, все это говоришь, потому что хочешь от меня избавиться.
— А я не избавлюсь. До тебя будет всего три квартала. Хотела бы избавиться — сказала бы: езжай назад в Аризону.
Фонарь над крыльцом облепили белые бабочки. Крылья у бабочек отяжелели от влаги, их полет напоминает замедленную съемку. Они белесые, как луна, и, отлетая неожиданно прочь, оставляют в воздухе мучнисто-белый след.
— На восток от Миссисипи. - Джиллиан ерошит себе волосы. — Брр...
Салли растягивается плашмя в садовом кресле и смотрит в небо.
— Вообще-то, — говорит она, — я рада, что ты здесь.
В те жаркие, одинокие ночи у тетушек, сидя на крыше дома, обе они всегда загадывали то же самое желание. Чтобы когда-нибудь в будущем, когда они станут взрослыми, глядеть на звезды и не бояться. И вот она настала, та желанная ночь. Вот оно, это будущее. И можно сидеть на вольном воздухе, сколько вздумается, оставаться на этой лужайке, покуда не померкнет последняя звезда; никуда не трогаться хоть до полудня, глядя, как небо окрашивается в чистейшую лазурь.
ВОСПАРЕНИЕ
В августе месяце всегда держите на подоконнике мяту, чтобы назойливые мухи жужжали где-нибудь на улице, где им и положено быть. Не думайте, что лето кончилось, даже когда поникают и блекнут розы и звезды располагаются на небосклоне в ином порядке. Никогда не полагайтесь на то, что август — надежный и безопасный месяц года. Это поворотное время, когда не поют больше птицы по утрам, а вечера сотканы в равных долях из золотистого света и черных туч. Основательное и зыбкое с такой легкостью меняются местами, что начинаешь оспаривать и подвергать сомнению даже то, что, казалось бы, твердо знаешь.
