Несмотря на привычку всюду опаздывать, сегодня, в день рождения племянницы, Джиллиан к вечеру со всем управилась еще до появления Кайли в «Гамбургерах», даже договорилась с Эфраимом, что раньше уйдет с работы, чтобы им вовремя успеть к праздничному обеду в ресторане «Дель Веккио». Но прежде они займутся вторым подарком Джиллиан — тем, которому предназначено сыграть куда более значительную роль, чем сыграл браслет с бирюзой. Этот подарок отнимет у них добрых два часа и, как почти все, к чему причастна Джиллиан, натворит таких дел, что будь здоров.
Кайли, одетая в подрезанные, разлохмаченные внизу джинсы и старую майку с эмблемой баскетбольной команды «Нике», послушно идет вслед за Джиллиан в дамскую комнату, хотя понятия не имеет, что там должно произойти. На руке у нее браслет, подаренный Джиллиан, на шее — медальон, на который так долго копила деньги ее мать, а ноги сегодня — как не свои. Сейчас пробежаться бы разочка два вокруг квартала, — может, и прошло бы тогда это чувство, что она вот-вот не то сгорит дотла, не то распадется на части.
Джиллиан включает свет, запирает дверь и вытаскивает из-под раковины бумажный пакет.
— Тайные орудия, — говорит она Кайли и извлекает из него ножницы, флакон шампуня и пакетик с перекистью водорода. — Ну, что скажешь? — спрашивает она, когда Кайли подходит и становится рядом. — Хочешь узнать, какая ты на самом деле хорошенькая?
Кайли знает, что мать убьет ее за это. Никуда не будет пускать по гроб жизни, лишит всех удовольствий — никакого кино по выходным, никакого радио и телевизора. И что хуже всего, лицо ее примет убийственно-горестное выражение. «Вот до чего дошло, — будет говорить выражение на лице ее мамы. — И это после того, как я столько сил положила, чтобы прокормить вас с Антонией и дать вам правильное воспитание».
— Ага, — легко соглашается Кайли, хотя у самой сердце несется вскачь с курьерской скоростью. — Давай, я согласна, — говорит она своей тете, так, будто вся ее жизнь не перевернется с минуты на минуту вверх тормашками.
На то, чтобы сделать что-то стоящее с волосами, требуется время — тем более, когда задуманы столь коренные перемены, как в данном случае, и потому Салли с Антонией и Гидеоном Барнсом вот уже скоро час как сидят и ждут в отдельной кабинке ресторана «Дель Веккио», потягивая диетическую кока-колу и постепенно закипая.
— И ради этого я пропустил тренировку по футболу, — скорбно говорит Гидеон.
— А, кого это волнует, — отзывается Антония.
Антония весь день трудилась в кафе-мороженом и навыгребалась этого мороженого из контейнеров до ломоты в правом плече. Она в этот вечер даже как-то не похожа на себя, хотя, с другой стороны, на кого же ей еще быть похожей? Ее, которую неделю никто не приглашает на свидание. Вдруг, ни с того ни с сего, мальчики, которые так ее осаждали, переключились либо на совсем юных девочек — возможно, не таких красивых, но на которых произведет впечатление любая ерунда, вроде награды, полученной тобой в компьютерном кружке, или приза, завоеванного в соревнованиях по плаванию, а от малейшего твоего комплимента они уже обмирают, — либо на зрелых женщин типа ее тети Джиллиан, с таким богатым опытом по сексуальной части, какой девочке в возрасте Антонии и не снился, так что ее одноклассник придет в полную готовность при одной мысли о том, чему такая женщина могла бы научить его в постели.
Это лето вообще складывается не так, как хотелось бы Антонии. Вот и сегодня, можно заранее сказать, будет еще один потерянный вечер. Мать торопила ее, боясь опоздать на этот обед, и Антония в спешке хватала вещи из своего комода не глядя. И теперь то, что она приняла за черную футболку, оказалось кошмарной майкой бутылочного цвета, какую она в другое время не надела бы даже под страхом смертной казни. Обычно официанты в ресторане подмигивают Антонии, ставят ей лишнюю корзиночку с булочками и чесночными хлебцами. Сегодня ни один не повернул головы в ее сторону. Не считая сморчка, должность которого — убирать со столов грязную посуду; этот спросил, подать ей лимонад или кока-колу.
- Типично для тети Джиллиан, — говорит она матери, когда они прождали уже, кажется, целую вечность. - Ни с кем никогда не считаться.
Салли — у которой нет большой уверенности, что Джиллиан не подбила Кайли прокатиться зайцем на товарняке или поймать попутку до города Вирджиния-Бич, из того нехитрого соображения, что почему бы девочке не развлечься, — пьет вино, что при нормальных обстоятельствах позволяет себе редко.
— Ну и катись они обе, — говорит она сейчас.
— Мама! — восклицает Антония, пораженная.
— Давай заказывать, — предлагает Салли Гидеону. — Возьмем две пиццы с колбасой пепперони.
— Ты же не ешь мяса, — напоминает ей Антония.
— Тогда я возьму еще стакан кьянти, — говорит Салли. — И фаршированных грибов. И пожалуй, спагетти.
Антония озирается, ища глазами официанта, и мгновенно отворачивается вновь. Щеки ей заливает краска, на лбу выступает пот. За столиком у задней стены сидит ее учитель биологии, мистер Фрай, и обсуждает с официантом достоинства баклажанного рулета. Антония без ума от мистера Фрая. Он так блестяще преподает, что она даже подумывала, не провалить ли вводный курс биологии, специально чтобы пройти его повторно, — правда, потом выяснилось, что с осени он поведет и основной курс. Не важно, что он для нее слишком стар, он выглядит так потрясающе, что, если всех ребят в старшем классе сложить вместе и перевязать лентой с большим бантом, их все равно близко не поставишь! Ежедневно под вечер мистер Фрай делает пробежку и каждый раз трижды обегает водохранилище позади школьного здания. Антония не упускает случая оказаться при заходе солнца там же, но он как будто не замечает ее. Хоть бы рукой помахал когда-нибудь...
Естественно, она должна, как назло, столкнуться с ним именно сегодня, когда раз в кои-то веки не потрудилась воспользоваться косметикой и одета в этот бутылочного цвета кошмар, который, как она только сейчас обнаруживает, вообще не ее, а чей-то чужой. Посмешище, да и только! Вон даже этот болван Гидеон Барнс пялит на нее глаза.
— Что вылупился? — спрашивает Антония с такой яростью, что Гидеон отдергивает голову, словно избегая удара. — Чего ты? — кричит она, когда он продолжает таращить глаза.
Ух, как он ей противен! Смаргивает по-птичьи, а горло прочищает с таким звуком, точно собрался сплюнуть.
— По-моему, это моя майка, — виновато говорит Гидеон, и так оно и есть.
Он купил ее на Рождество, когда летал на Санта-Крус, а неделю назад забыл у Оуэнсов, где ее вместе с грязным бельем и бросили в стирку. Антония была бы окончательно уничтожена, знай она, что поперек спины у нее выведено черными буквами: «СВЯТАЯ НЕВИННОСТЬ».
Салли подзывает официанта и заказывает две пиццы — простые, без колбасы, фаршированные грибы — три раза, один раз — сухарики, чесночные хлебцы и два салата по-итальянски.
— Здорово! — говорит Гидеон, потому что, как всегда, зверски голоден. — Кстати, — прибавляет он, обращаясь к Антонии, — майку можешь не отдавать до завтра.
