— Урожденная баронесса Лорейн фон Пиксквар. — С улыбкой она чинно поклонилась, красиво присев и взметнув полами юбки. — Это вы, барон, правильно меня раскусили.
Шарики защелкали у меня в голове, вырисовывая картину. В Роне я был представлен Пикскварам, помню, серьезный у них там мужчина заправляет, от него так и прет за версту казармой и сталью, вояка до мозга костей.
— Барон Томас Пиксквар кем вам приходится? — припомнил я его имя.
— Брат. — Тяжело вздохнув, она села рядом за стол, устало потирая виски. — Старший, у нас разница в два года, Томас всегда был серьезным мальчиком, не то что я, бедовая. Вы его видели, знакомы? Как он?
— Серьезный мальчик стал серьезным мужчиной, уже виски с проседью, дочка у него где-то моих лет, жену, кстати, тоже Лорой зовут.
— Я рада за него, хоть мы и расстались нехорошо, — тяжело вздохнув, начала она. — Давно это было, давно. Наше баронство, как вы знаете, немного западнее и южней, там больше степи и лишь маленьким язычком лес касается нас, у границы с Кемгербальдами. Так вышло, что мой отец тогда завяз в войне с орками-переселенцами, идущими по нашей степи вдоль границы в леса пиктов. Что их погнало, я не знаю, но помню, переселение у них было массовым, вот мой отец и встрял в войну, пытаясь завернуть их кланы с нашей земли.
С перерывами и паузами она ушла в воспоминания, тихим печальным голосом поведав мне о своей судьбе. О том к чему хоть раз, но прикасался каждый в своей жизни, о том, что мы всегда будем хранить в своей памяти, кто-то со смущением, кто-то с грустью, может быть, с болью. Любовь — да, есть такая штука на свете, странная и непонятная химия высших материй, но здесь не просто любовь, а первая. Та, что без оглядки, не связанная условностями, дикая и необузданная. Первая.
Ей было шестнадцать, юна, чиста и полна надежд на будущее, а ему только-только исполнилось девятнадцать. Красавец мужчина, высокий, поджарый, волос цвета вороньего крыла, он вместе со своей семьей, беженцами, уходил от тягот войны, гонимый в безопасные земли кланами орков, не очень-то церемонившихся с людьми.
Родовой замок Пикскваров, Кюран, тогда служил чем-то вроде перевалочной базы для бегущих людей, где им выделяли место, худо-бедно давали шанс заработать себе на хлеб. Тогда-то они и познакомились. Он, его отец и два младших брата приносили в замок на продажу мелкую дичь, иной раз привлекались управляющим на работы то по саду, то со скотиной.
Такой загадочный, а от этого еще больше желанный, он отмалчивался, когда его спрашивали, кто он и кто его семья. Также доподлинно неизвестно, из каких они мест родом. Ну да не это главное, главное здесь — это чувство, что возникло между ними, взаимное, дикое и такое сладкое. Лорейн боялась, что скажут ее отец и брат, но неожиданно она поняла, что того же боится и ее возлюбленный, причем чуть ли не больше, чем она. Странно, ведь она дочь барона, кто может быть против такого союза со стороны простолюдинов? Оказалось, может и еще как, семья Патрика не просто состояла из оборотней, они были кланом рожденных чистокровок. Здесь, думаю, стоит пояснить нюанс информацией, почерпнутой мной из бестиариев сэра Дако. Дело в том, что, в отличие от тех же вампиров, к примеру, трансмутация перевертышей не постоянна, а, как вы сами понимаете, состоит из двух фаз или ипостасей. Первая — изначальная, то есть форма человека прямоходящего, и вторая — боевая трансформация уже, так сказать, рабочая. И, что характерно, штамм вируса может передаваться не только путем заражения крови, но и генетически, то есть зараженные люди вполне мирно себе клепают детишек, отчего мутация, естественно, увеличивается с каждым новым поколением и уже отсекает различные ненужные промежуточные стадии. Вот как, к примеру, те же Пенка и Молочко могут совершенно спокойно перетекать из одной формы в другую, в то время как человек, только-только приобретший вирус, вынужден быть привязанным к определенным внутренним часам, по которым организм подготавливал смену форм, накапливая примерно за месяц необходимый ресурс. Из-за этого срока, кстати, в легендах и идет такая привязка смены обличия к полной луне, на самом деле у разных особей разные сроки подготовки к мутации, но в общем и среднем где-то от тридцати до сорока дней.
Патрик принадлежал клану, который в течение жизней нескольких поколений взращивал вирус, причем не просто взращивал, а по каким-то одному ему ведомым канонам и правилам, так как круг оборотней их семьи — это закрытая аристократия, где главы домов зачастую торгуют между собой породистыми щенками, то бишь, как вы правильно понимаете, своими детьми. Возможно, это дикость, но не стоит забывать, что, как и вампиры, оборотни также были вне закона. Но вот, в отличие от них, они оставались людьми в полной мере этого слова. Ели-пили обычную еду, ходили, стояли, спали. Все как у всех, лишь с дополнением. Любой из оборотней ничем не отличим от человека, вся жизнь от колыбели до могилы такая же, их трансмутация не прибавляла им жизни или защиты от болезней, не защищала от тяжелых ран, что в образе человека ты смертен, что в образе волка. Без всяких там серебряных пуль и святых технотанцев. Откуда ж ноги растут? Оттуда и растут, что, получив рану, зверь бежит, в то время как человек ляжет, подняв лапки кверху. Вот и пошла молва: раз убежал, значит, выжил, что, сами понимаете, далеко не факт.
Годы, десятилетия, да что там говорить — столетия научили этих людей осторожности. Пусть ты силен, пусть ты быстр, но эти мурашки-человечишки умудряются не то что волка — медведя, царя леса, палками так истыкать, что тот дух испускает. А уж потыкать разную животинку у нас, людей, всегда охотников тьма найдется. Вот и стали они закрыты, вот и не верят они всем и каждому. Посему и Лорейн, не кто-нибудь, а дочь барона, пришлась главе семьи не по нутру.
Это покруче будет всяких Капулетти, наши Ромео с Джульеттой собрались преступить все мыслимые и немыслимые законы людей, наплевав на статусы и положение семей, разорвав классовые оковы, а также войдя в противоестественный союз двух по сути родственных, но лишь однокоренных рас.
Бессовестные какие, я представляю, как их родители расстроились: мы вот такие в их годы не были! А самое обидное, что уже и не будем. М-да. В общем и целом, поцелуйчики-обнимашечки закончились тем, что они сбежали, та от тех, а тот от этих, затерявшись в толпе беженцев, колесивших неприкаянными тогда по всему баронству. Долго ли коротко, но осели в Когдейре, на краю глухомани, считай, в лесу. Жизнь начали не то чтобы безоблачно, но на удивление дружно, без каких-то серьезных конфликтов и разногласий. Наверное, тут стоит отдать должное Лоре, девочке, можно даже сказать, в какой-то степени изнеженной, но способной променять баронские палаты и богатство одежд на вот такое нехитрое житие, когда приходилось работать двоим от рассвета до заката, но зато вместе. Вдвоем. Навсегда.
Красивая история с печальным концом. Любовь, чистая и настоящая, с тайной на двоих. Не уверен, но, по-моему, в наши дни такую любовь уже не делают небеса, или кто там за это наверху ответственный?
Ее слезы пусть останутся при ней, мне самому было тяжко и муторно от той картины, когда Патрик вернулся однажды из леса, застав избитую в слезах жену в изорванном платье. Что им пришлось пережить и что сказать друг другу, а может, и сделать, пусть останется там, в прошлом. Мне лишь осталось уточнить мелочи, открыв неизвестное в этой истории, а именно — тот день, когда в Мекту пожаловал барон Нафаль фон Когдейр.
