— Если ты не покинешь меня, я справлюсь, — ответил Вольфганг, чувствуя, как грудь наполняется восторгом и страхом, надеждой и отчаянием. — Если мой брат и мои друзья не покинут меня, я справлюсь!
— Не покинем, чего уж тут, — прокряхтел Скалогрыз. — Поздно покидать, все. Нырнув в цемент, по башмакам не плачут.
— Ни один орк не откажется от хорошей драки, — ощерился Костолом. — Но где мои палицы?
Тут подал голос Стальной Кузнец. Глухо, гулко, будто кто-то неимоверно далекий кричал сквозь широкую трубу:
— Я знаю. Что делаю. Оружие не для. Богов. Здесь много небесного. Металла. Хватит на всех троих.
Орк и гном ничего не ответили. Могли ли они поверить в происходящее? В Костоломе Вольфганг не сомневался, а вот у Скалогрыза в голове было достаточно мозгов, чтобы сомневаться в реальности творящегося вокруг безумия.
— Мы победим, — сказал рыцарь. — Я уверен. Мы одолеем зло.
В эту самую минуту доброй сотней локтей выше мальчик по прозвищу Червяк выскользнул из лазарета и помчался вниз по крытой галерее, огибающей башню. Элли увлеклась чтением свитков с рецептами, и это дало ему возможность незаметно прокрасться за дверь.
Никакой особой вины мальчишка не чувствовал: он помог эльфийке сделать перевязку, а потом, когда толстый торговец выпил очередную порцию исцеляющего снадобья и уснул, она учила его разбирать значки на этикетах склянок и колб. Червяку нравилась Элли, ему совсем не хотелось подводить ее или прятаться. Но есть вещи, которые нельзя рассказывать взрослым, даже немного чокнутым эльфийкам. По крайней мере, до тех пор, пока сам не убедишься в том, что померещилось за окном.
Элли как раз нагнулась над первым свитком, когда Червяк, стоявший между кроватью Харлана и стрельчатым проемом в стене, боковым зрением уловил снаружи какое-то движение. Он повернул голову и успел увидеть, как, перевалившись через зубцы внешней стены, по ней во внутренний двор спускается странное существо. Оно ползло по каменной кладке вниз головой, плотно прижавшись к поверхности, цепляясь за щели и выбоины руками и ногами.
От неожиданности мальчишка моргнул, и тварь пропала. Но он знал, кого заметил. Там, на стене, была старая Ивэйна, которую в лагере Ловцов называли не иначе как Распрекрасная.
Та самая Ивэйна, которой проломили череп во время драки за метеорит.
Та самая Ивэйна, чье безжизненное тело алхимики бросили в долине на съедение подступающей раскаленной лаве.
Та самая Ивэйна, что заботилась и ухаживала за Червяком, всегда оставляла для него лучшие куски, не давала в обиду, пела старинные песни и убаюкивала мудрыми баснями.
Он просто не мог сказать Элли.
Просто не мог.
Глава VII
Пасть
Стальной Кузнец неспешно откалывал внушительные куски руды от метеоритного ядра, очищал их от пыли и странных желтоватых наслоений, а потом помещал в печь, обильно обложив древесным углем. Видимо, работать он начал задолго до их прихода, потому что уже успел выварить несколько пористых комьев крицы — их он доставал из печи щипцами и, положив на наковальню, обрабатывал молотом.
Вольфганг и Скалогрыз не могли оторвать взгляд от этого простого, но по-своему колдовского процесса. Рыцаря завораживала игра огня и тени, монотонные, отточенные движения стальных рук в войлочных перчатках, гулкие ритмичные удары. Гном же попросту наслаждался работой мастера: он, как и любой другой представитель подгорного народа, разбирался в кузнечном деле и потому прекрасно понимал — то, что происходит сейчас у него перед глазами, являет собой истинное высокое искусство.
А вот Костолом откровенно скучал. Некоторое время его вроде бы тоже занимало удивительное зрелище, но потом он потерял к нему всякий интерес и принялся смотреть по сторонам. Орки с недоверием относятся к любому творчеству и созиданию. Конечно, в каждом уважающем себя племени имелась пара кузнецов, которые клепали броню и ковали ятаганы, но обычно ими становились старые или увечные воины, не способные более ходить в набеги. У Ыра хватало соображения помалкивать и не двигаться с места, однако происходящее явно тяготило его.
Аргус тоже хранил молчание. Тени, в которых он скрывался, были столь густыми, что ни один, даже самый острый глаз не смог бы различить в их глубине очертаний двуглавого бога. И брат Лариус, стоявший у дверей, не взялся бы с уверенностью утверждать, оставался ли Хозяин Кошмаров здесь или уже покинул комнату, отправившись одному ему ведомыми путями к одному ему ведомым целям.
Старый алхимик наслаждался каждым мгновением. Предыдущая никчемная, бессмысленная жизнь обретала немалую цену. Всего в нескольких шагах от него менялся ход истории. Он присутствовал при событии, обреченном на многочисленные и подробные упоминания во всех мыслимых летописях и хрониках. Он занимал собственное — весьма почетное — место в вечности.
А потом Аргус сказал:
— Оно здесь.
— Кто? — спросил Костолом, единственный не очарованный магией созидания.
— Зло, — просто ответил Двуликий. — Оно пришло.
— Что ты имеешь в виду? — отвлекся Вольфганг.
— Ничего, кроме того, что сказал. В цитадели демон.
Скалогрыз и рыцарь переглянулись.
— Больше к алхимикам ни ногой, — пробормотал гном. — Всякая нечисть гуляет по их цитаделям, как у себя дома.
— Демон? — не услышал его Вольфганг. — Там же эльфийка и мальчишка…
— И Харлан, — добавил гном. — И куча братьев в рясах.
— Что нам делать? — спросил Вольфганг у теней.
— Оставаться здесь. Ждать. Пока недостаточно стемнело, я не могу отправиться наружу в физическом теле. Без меня вам не справиться.
— Ждать?! — взвился Вольфганг. — Оставить наших там? Оставить раненого Харлана и пацана? Женщину?!
— Они не имеют никакого значения для будущего, — ответил Аргус. — Они не имеют смысла, не стоит рисковать собой ради них.
— Хватит этих разговоров о смысле и риске! Ты здесь, похоже, в шахматы играешь! Жертвуешь незначительными фигурами, чтобы подобраться к противнику! Так вот, Харлан и Элли — не пешки! Ты убедил меня бросить брата, а теперь хочешь, чтобы я и их тоже оставил?
— Если ты сейчас погибнешь, враг победит.
— Да неужели?! Чем я так важен, Бездна побери?!
— Связью со своим братом. Вы уникальны, и…
— Ну точно, так я и знал! Многоходовая комбинация! Знаешь, что? Ты — бог, а я — человек. И, наверное, это правильно, что тебя заботит вся картина в целом. Но мне она больше не нужна. Потому что люди ва…
— Иди уже.
— Что?
— Хватит сотрясать воздух. Идите наверх, сделайте, что сможете. Особенно не геройствуйте, главное — продержитесь до темноты.
