– День определенно не твое время, Джулс. – Сэр Коллоу заперся, потому позволил себе устроиться поудобнее (насколько это было возможно) и стянуть тяжелые сапоги.
Визит в Спрятанный Город представлялся пестрой мозаикой из множества угловатых кусочков, складывавшихся в занятный узор. Не спать всю ночь, слоняясь по улицам, – не самый глупый поступок прошедших суток.
На сильно мешающем столике покоилась утренняя газета, прочесть которую следовало сразу. В живом сердце скреблось неясное чувство вины. Ситуация требовала решительных действий, только что-то подсказывало, что легче не станет.
Сделав глубокий вдох, Джулиус тоненькой струйкой выдохнул, медленно досчитав про себя до двадцати, и развернул пахнущие типографской краской страницы.
Взгляд немедленно уперся в колонку происшествий. «Нелепая гибель под колесами поезда», – гласил первый же заголовок. «Несчастный случай трагически оборвал жизнь видного деятеля науки… бу-бу-бу… профессора Джастина Гудмана», – читать дальше смысла не было.
Совесть просто взбесилась! Она кусалась, металась внутри, то подкатывая к самому горлу, то бросаясь в желудок, заставляя все переворачиваться.
– А чего ты, собственно, еще мог ожидать? – Циничный вопрос заставил живое сердце больно сжаться.
«Одной смертью больше, одной меньше – уже без разницы! И так в крови по самую макушку», – ядовито выплюнула совесть.
«Нельзя оставлять возможность для шантажа», – парировал сонный разум. – «Тем более что Гудман всего лишь очередной реконструкторишка. Эти скоты за людей-то нас не считают, относятся к Теням, как к материалу для экспериментов».
«А это здесь при чем?» – возразила она. – «Такими темпами наука заглохнет. Ты бы хоть не связывался с лучшими!»
«Тоже мне – гений!» – в полудреме усмехнулся Джулиус. – «Стрый неудачник! Не только не сумел снять с девчонки въедливый артефакт, но и своими потугами испоганил той метрику!»
– Сколько раз повторять: «О покойниках либо хорошо, либо ничего». – Голос совести звучал как-то слишком узнаваемо.
– Хватит! – обиделся Коллоу. – Я не обязан обсуждать свои решения. Достаточно! Считай это его злой судьбой – встать у меня на пути и быть убранным с него.
– А кто ты такой? Неужто Бог? Ответь, мальчик мой!
– Фолия? Это не можешь быть ты! – Он попытался заставить себя поднять взгляд.
«Я же сплю!» – мелькнуло в голове.
– Да, спишь, – подтвердила та. – Только разве это что-то меняет? Рано или поздно за все придется платить.
– Не учи меня! Ты всего лишь игра воображения! – Коллоу резко вскинул голову, но вместо ожидаемого лица увидел совершенно незнакомого ребенка.
Мальчишка болтал ногами под столом, но голубовато-серые глаза смотрели строго.
– На твоем месте я бы не был так уверен, – сообщил он голосом Фолии.
– А вот это точно бред! – Замешательство быстро сменилось раздражением. – Пора просыпаться!
– Не пора! – Мальчишка ловко вскочил на стол и крепко схватил Джулиуса за воротник обеими руками.
Ледяной холод мгновенно пригвоздил к сидению, а дышать стало невыносимо тяжело.
– Ферзь хоть и не пешка, но тоже всего лишь фигурка на чьей-то игровой доске. – От морозного дыхания странного ребенка ресницы покрылись инеем. – Однажды могут съесть и тебя.
Внезапно все вокруг задрожало и завертелось.
– Похоже, просыпаешься… – Мальчишка вернулся на место. – Шах и мат!
Когда Коллоу открыл глаза, он не сразу смог определить, почему вокруг темно, и где находится источник шума. Радовало одно: тягостный сон рассеялся, как и не было.
Зеркало лягушкой скакало в кармане.
– Ну? – бесцеремонно спросил Джулиус, увидев по ту сторону стекла Корникс.
– А манеры где? – фыркнула та. – И вообще, что ты делаешь под столом?
– Монетку уронил, – стараясь сохранить достоинство, солгал Коллоу. – У тебя что-то важное, или опять соскучилась?
– Пару часов назад со мной связалась наша Мария, – сообщила Тень. – Я уже успела столкнуться с ней лицом к лицу на вокзале и предложить посетить «больную».
– Зачем? – насторожился Джулиус.
– Пфф… – Корникс никогда не любила объяснять вещи, которые считала очевидными. – Во-первых, у Фолии кроме нас троих не осталось живых родных. Тебе не кажется, что ей должно быть невыносимо одиноко?
– По-моему, кто-то кому-то заговаривает зубы.
Когда на дату своего рождения начинаешь смотреть с ужасом, красивые жесты и проявления «доброй воли» превращаются в весьма удобные способы достижения целей.
– Я слишком хорошо знаю тебя, Никс, – выбравшись из-под стола, продолжил он. – Странно получается: Фолия в психушке уже уйму времени, а ты только сейчас вспомнила про Марию.
– Вот поэтому есть и «во-вторых», – парировала та. – Все, что Леди не сказала нам, она может доверить своей…
– Блестяще! – упиваясь сарказмом, перебил Джулиус. – Фолия хоть и с приветом, но далеко не дура. Она догадается, кто за этим стоит. И с чего ты решила, что Тэсори станет шпионить для нас?
– А разве Мария не часть твоей коллекции марионеток? – удивилась Корникс.
– Больше нет, увы. – В груди шевельнулось легкое сожаление. – Моя власть закончилась, как только девчонка согласилась принять чокнутую развалину в услужение.
Тень задумалась.
– Тогда можно подвесить к Тэсори «глазки», кому-то из нас повезет, – после паузы предложила она.
– Не выйдет, – отрезал Коллоу. – Мария-то ничего не заподозрит, но разве ее нужно обмануть? Все наши с тобой «хитрые уловки» показала Фолия. После такой откровенной глупости Леди перестанет меня уважать.
– Значит, я, как обычно, вотрусь к Тэсори в доверие. – Составление хитроумных планов никогда не было сильной стороной Корникс, и она старалась протащить каждую более-менее стоящую идею любой ценой.
– Считаешь, получится? – недоверчиво уточнил Джулиус.
– Мария помнит нас детьми. – То, что смущало Сэра «грозного начальника», всегда несказанно радовало Никс. – Оба мы «Тэсори», каждый по-своему. Фолия не играла бы в «дочки-матери», если бы Мария не кудахтала над нами наседкой. Я всего лишь воспользуюсь известными слабостями старушки, которые, похоже, никуда не делись.
– У кого-то не «болезнь», а «подлость» прогрессирует.
– Хм, по мне, так ты просто завидуешь, что эта замечательная идея посетила именно мою голову. – Корникс явно гордилась собой. – Позволишь попробовать? Это никак не помешает.
– Пробуй, – отмахнулся тот и захлопнул зеркальце.
На самом деле, сейчас больше волновало странное наваждение, буквально врезавшееся в память. Неужели это последствия воссоединения с собственным сердцем? Если вот так взять и поверить в то, что жизнь круто изменилась, и каждый сон стал вещим, – можно по приезде пересаживаться на Экспресс, идущий обратно, и без колебаний сдаваться в Сайленткип.
