Закончив вступительную речь, он сел.
– Пригласите полковника Мааса.
В переборке открылась дверь, и обвиняемый в парадном мундире с орденскими планками на груди гордо прошествовал к креслу, позвякивая золотыми шпорами. Усевшись, он закинул ногу на ногу. Похоже, полковник до сих пор полагал, что его мистифицируют.
– Господа, я и сам люблю пошутить, но вы перешли все разумные рамки. Не вынуждайте меня подвергнуть зачинщиков дисциплинарному взысканию. Давайте прекратим комедию и разойдемся миром, пока еще не поздно.
Густавсен игнорировал его реплику и торжественно объявил:
– Полковник Карл Маас, вас обвиняют в трусости и некомпетентности, которые привели к бессмысленной гибели двух рот нашего полка в сражении за Фат. Готовы вы признать или опровергнуть обвинение?
– Арвид, старина, ты бредишь! – Маас натянуто улыбнулся, кажется, до него дошло, что драгуны настроены серьезно. – Ну, хорошо… Интересно, кто додумался предъявить мне эти вздорные обвинения?
– Я!
Полковник подался вперед, стараясь рассмотреть плохо освещенную фигуру в заднем ряду. Офицеры раздвинулись, освободили проход. Человек поднялся в президиум и остановился перед креслом обвиняемого. Маас вгляделся в его изможденное лицо.
– Капитан Ольсен… Вы?!
– Я вижу – ты меня не забыл. – Лицо калеки исказило подобие улыбки, он поправил здоровой рукой пустой рукав мундира за поясом. – Тем лучше.
– Майор Густавсен, что бы вы ни затеяли, при чем здесь ка… капитан? – нервно выкрикнул полковник. – Вы же видите, он еле на ногах стоит, не говоря уже об эмоциональном шоке после ранения!
– Мы заслушаем показания всех офицеров, имевших отношение к событиям, – холодно сообщил Густавсен. – Но начнем с Ольсена.
Капитан сделал шаг в сторону, повернулся к залу и глухо начал:
– Мне трудно говорить, но еще тяжелее молчать о трагедии, случившейся по вине этого… – он запнулся, – человека. Нашей целью в сражении был рейдер легионов. У нас был приказ – высадить на борт противника абордажную команду. Транспорты моей роты и роты «Альфа» шли на острие атаки.
Ольсен возбужденно заходил по платформе, речь его становилась все быстрее. Притихшие драгуны ловили каждое слово оратора.
– Черт! Никогда раньше я не видел такой плотности заградительного огня! Главный броневой пояс моего десантника превратился в решето. Легионеры контратаковали с флангов, зажимали нас в клещи. Около трех десятков истребителей против наших двух звеньев! Нас выручил 203-й батальон. Вы знаете – в нем достаточно авианесущих судов. С его помощью мы почти прорвали оборону, поднырнули под самое брюхо «нулевику», но тут. – Офицер перевел дыхание. – И тут основная часть «две сотни третьего» отступила, вышла из сражения. Я связался с полковником – просил вернуть авианосцы на прежнюю позицию!
Пылающий взгляд Ольсена уперся в Мааса.
– Знаете, что он ответил? Велел не совать нос не в свое дело! Вот его подлинные слова: «Они выполняют мой приказ – прикрывают штаб полка. Ваша цель – рейдер. Прекратить панику и продолжать атаку!» – По лицу капитана пробежала мучительная судорога. – Мы продолжили. Легионеры устроили нам кровавую баню. Разнесли наши суда в щепки. Потом, после боя, спасательный транспорт подобрал меня и еще двоих…
Он указал на сжавшегося в кресле полковника:
– Я, Кнут Ольсен – командир роты «Браво», – обвиняю тебя, Карл Маас! Обвиняю в напрасной гибели моих товарищей! И еще – мы не достали тот рейдер из-за твоей трусости!
Десантная палуба взорвалась криками ярости.
Майор Густавсен грохнул кулаком по столу и зычно гаркнул:
– Драгуны! Смирно!
Он свирепо оглядел застывших офицеров.
– Мне стыдно за вас. Вы – боевые офицеры! Вольно! Садись.
Он дождался, когда стихнет ропот, и обратился к обвиняемому:
– Полковник Маас, как вы понимаете, мы не могли оставить без внимания столь тяжкое обвинение в адрес нашего командира. Я прошу разъяснить суду мотивы ваших приказов.
– Вообще-то я не обязан дискутировать о стратегии полка с командиром роты, – нервно выдавил Маас. – Но из уважения к вам, Арвид, отвечу. Я отозвал часть авианесущих судов с целью пресечь наметившийся прорыв противника в сторону планетных систем Фата. Одновременно с этим «Забияка» подвергся интенсивной атаке. Мы могли лишиться штабного корабля. Надеюсь, не надо объяснять, чем грозит потеря управления в бою?
– Я вас понял, полковник. – Густавсен кивнул и взглядом поискал кого-то в зале. – Суд вызывает капитана Фьери.
Молодой светловолосый офицер строевым шагом прошел к президиуму и отрапортовал:
– Бенгт Фьери, шеф-пилот, «Забияка».
– Нам чрезвычайно важны ваши показания, – мягко сказал Густавсен и ободряюще улыбнулся свидетелю. – Пожалуйста, вспомните, где находился штабной транспорт перед отзывом «две сотни третьего» из атаки?
– «Забияка» занимал позицию вне основной линии боевых действий, – честно ответил капитан.
– Было ли у вас прикрытие?
– Да… – Фьери бросил косой взгляд на полковника. – Нас прикрывали… две канонерки и звено истребителей.
– Не смущайтесь, отвечайте как есть, – подбодрил его майор. – Какими силами вас атаковали?
– Одна канонерка и четверка истребителей.
По палубе пронесся рокот.
– Спокойно! – Густавсен прихлопнул ладонью по столу. – Что произошло дальше, капитан?
Фьери опустил глаза и глухо сказал:
– Мой корабль получил незначительные повреждения броневого пояса. К моменту прибытия авианосцев мы уже отбились собственными силами.
– Насколько я понимаю – вы все время находились в боевой рубке «Забияки», никуда не отлучались. Вы слышали переговоры полковника Мааса с «две сотни третьим»?
– Так точно.
– Можете сообщить нам их содержание?
– Господин полковник велел майору Стрему, – капитан указал на офицера, сидевшего рядом с Густавсеном, – отвести батальон в тыл и прикрыть нас. Тот сначала не хотел его слушать, но господин полковник пригрозил расстрелом за невыполнение боевого приказа, и господин майор подчинился. Затем командная группа оттянулась еще дальше от основного боя.
Фьери виновато посмотрел на человека в президиуме и, немного подумав, закончил:
– Господин майор сразу же вернулся на передовую, как только у него появилась возможность!
– Майор Стрем, вы можете что-нибудь добавить к показаниям капитана Фьери?
Стрем поднялся, отыскал глазами Ольсена и обратился к нему:
– Кнут! Простишь ли ты меня?! Да, я выполнил этот проклятый приказ – и теперь до конца жизни буду винить себя.
