Урс повернулся в сторону, куда ощерился пес. Как медленно!
Из густых кустов шиповника выдвинулась наполовину темная туша. Горб, покрытый щетиной, клиновидное рыло, короткие ноги. Маленькие тупые глазки, заплывшие жиром. Кабан-секач. Вепрь.
Берт рванулся к дикому зверю.
– Назад! – крикнул Урс, и пес остановился послушно, вопросительно оглянулся на хозяина. Но поздно. Кабан, услышав крик, разглядев своими близорукими глазками человека и собаку, хрюкнул, взвизгнул, метнулся вперед. Тяжелая горбатая туша на кривых ножках, острые клыки опасно загнуты вверх.
Урс бросился на выручку псу. И кабан, словно почувствовал его порыв, сменил направление, развернулся мгновенно и понесся к человеку. Урс выставил меч.
Вепрь летел на него. Глазки налиты злобой. Щетина топорщится.
И Урс, уже готовый к тому, чтоб шагнуть навстречу зверю, и вонзить под лопатку лезвие, напоить его кровью, вдруг увидел себя со стороны.
И увидел все вокруг.
Снова это чувство.
Теперь уже привычное.
И он вдруг понял. Как он смог это понять? Он узнал каким-то образом, что вот сейчас кабан чуть отвернет в сторону, и лезвие меча едва заденет его горб, оцарапает неглубоко кожу, и вепрь мотнет головой, пропахав Урсу бедро, собьет с ног, развернется и вспорет живот, топча вывалившиеся внутренности своими острыми копытцами…
Урс увидел это. Предугадал. И отступил чуть. Подобрал отставленную для большей устойчивости ногу, поправил меч.
Кабан повернулся самую малость, взвизгнул, мотнул рылом, вспорол воздух клыками, но бедра Урса там уже не было – промахнулся зверь! И время остановилось в это мгновение. Урс отчетливо увидел огненный ком в теле вепря – его сердце. Во всех подробностях разглядел точку, куда надо ударить, чтобы лезвие, не встретив никакого сопротивления, пронзило алый ком сердечных мускулов. И ткнул туда мечом. Медленно. Неторопливо. Точно. Подстраиваясь под остановившееся время.
Кабан завизжал.
И тотчас пропало чувство растянувшегося мгновения.
Пропала ясность восприятия.
Меч рванулся в сторону, едва не выскользнув из рук.
И убитый зверь боком повалился на траву. Брызнула кровь. Кабан еще дернул пару раз ногами, мотнул головой, пропахивая борозды в земле, но это была агония. Подскочил к туше Берт, вцепился зубами в жирную шею, затряс головой, заскреб ногами, раздирая плоть, добираясь до жизненно важных артерий.
Но вепрь был уже мертв.
Урс опустился на траву рядом с поверженым диким зверем, ткнул кулаком его мягкий – теперь мягкий – еще теплый щетинистый бок, сорвал пучок травы и хотел вытереть обагрившееся лезвие. Но что-то его остановило.
Меч тоже знает голод.
И Урс поднял меч острием к небу, к солнцу и долго смотрел, как тягучей алой струйкой бежит по узорчатой стали тонкий ручеек крови.
Вигор распахнул глаза.
Толчок неведомой Силы пробудил его, едва не сбросив с кровати.
Сон?
Нет.
Светило солнце, но мир, что стоял перед глазами колдуна, был черен.
Он уловил далекий всплеск энергии.
Урс?
Это не энергия мага.
Это Сила воина.
Урс.
Дварф смотрел, как Би доит корову.
Сегодня он встал рано.
Впрочем, в последнее время он постоянно стал рано подниматься. Его будило какое-то сосущее неясное чувство. Тормошило, не давало спать. Словно звало сделать что-то, заставляло что-то срочно предпринять. Только что именно?.. И Дварф вылезал из-под одеяла и шел к соседям, прислушиваясь к своим туманным ощущениям, пытаясь понять, что же надо сделать? Что же еще он должен совершить? Может совершить…
Би нежно оглаживала коровьи соски. Тонкими струйками брызгало молоко. Звенело о ведро. Дварф, наклонив голову, слушал сочные звуки. И что-то знакомое слышалось ему. Смутное. Забытое. Стук молотов. Отзвуки наковален. Жаркое пламя. Раскаленный металл. Странные, ничего не говорящие образы…
Во дворе вдруг потемнело. Чья-то широкая тень закрыла проем ворот. Дварф обернулся. Повернулась лицом к воротам и Би.
– Урс? Что случилось?
Широкоплечая фигура с веером распущенных по плечам длинных седых волос сжимала в руке меч. Клинок был в крови.
– Дварф, – устало произнес Урс, – собери всех. Ланса только не трогай.
– Да что случилось!? – Би настороженно косилась на лезвие в бурых подтеках.
– Мясо. Много мяса… – Урс перевел дыхание. – Я только что убил кабана. Надо принести его из леса.
– Мясо, – повторил Дварф и улыбнулся. – Сейчас, Урс. Сейчас я всех позову. – Бросив топор, он убежал по направлению к дому Кречета.
Би подошла к Урсу, тронула его за руку:
– Ты не ранен?
– Нет. Все в порядке.
На двор зашел Берт. Глянул вопросительно на женщину, вильнул хвостом. Би присела на корточки, погладила пса.
– Как же вы это?
– Так получилось.
– Зря ты в лес один ходишь. Места наши дикие, сам знаешь. Случится чего…
– Я не один, – сказал Урс. – Берт всегда со мной.
– Да уж… Берт…
Они помолчали, глядя на собаку. Пес довольно помахивал хвостом.
– И все-таки тебе надо быть более осторожным.
– Я осторожен.
– Ты уже давно не мальчик.
Урс вскинул голову, словно его ударили, раздул ноздри.
– Да. Ты права. Я не мальчик.
К ним бежал Дварф, торопился Кречет. От своего дома шел, опираясь на посох, Вигор.
– Какой кабан? Что произошло? Где? – произнес скороговоркой Кречет.
– Я убил кабана. В лесу. Надо его принести. Не оставлять же хорошее мясо червям и падальщикам.
– Мясо… Мясо! – расплылся в улыбке Кречет. – Это же здорово! Мясо!
Приковылял Вигор, пытливо заглянул в лицо Урсу, пристально посмотрел в глаза:
– Как ты себя чувствуешь? – спросил.
– Все в порядке. Он промахнулся. Я попал.
– Я не про то… – замотал головой колдун, но осекся, замолчал, во все глаза разглядывая Урса. – Значит все в порядке? Все хорошо?
– Отлично! – ответил за Урса Кречет. – Сегодня мы будем есть настоящее мясо! Жареное! С кровью!
С отточенного острия меча упала на земляной пол тяжелая бурая капля.
Все смотрели, как она впитывается в землю.
Весь день Би возилась с мясом, говорила дедам, что надо сделать, командовала.
Кречет выпотрошил кабана, умело опалил щетину пучком соломы, выскреб жженую кожу большим кухонным ножом, смыл копоть теплой водой. Дварф выправил свой топор, отточил лезвие и точными ударами, словно заправский мясник, разделал тушу. Вигор принес какие-то травы, чтобы солонина лежала дольше, чтоб не потеряла свой вкус, аромат. Урс снова ушел в лес, пообещав доставить сухое ольховое бревно – давно уже присмотрел, да только раньше коптить было нечего. И действительно, принес на плече толстый ствол, шершавый, чуть розоватый на срубе.
