– Когда-нибудь я вернусь… – ноздри Огерта гневно раздувались. – Мы вернемся!.. И тогда они все пожалеют… Все!.. – Он стиснул скользкие от крови кулаки. – Ты со мной, брат?
– Я с тобой, – кивнул Гиз, стараясь не расплакаться.
– А ты, сестра? Ты с нами?
– Да, – незрячие глаза Нелти блестели от слез.
– Мы станем самыми сильными людьми в мире! И они вспомнят! Они еще пожалеют!.. – Огерт вдруг всхлипнул, и голос его задрожал. – Они пожалеют… пожалеют…
Дорога резко сворачивала направо, но друзья не собирались по ней идти. У них была своя дорога, секретная, нехоженая, мало кому известная.
Они стояли на пыльной обочине и смотрели на далекие избы, на тополя и вязы, на амбары и огороды.
– Людей совсем не видно, – пробормотал Гиз.
– Отсюда не разглядишь, – сказал Огерт.
Было душно. Горячий зыбкий воздух струился с земли к небесам.
– А если старик нас прогонит? – неуверенно спросила Нелти. – Куда мы пойдем?
– Не прогонит, – заверил Огерт. – Помнишь, он называл нас своими детьми? Так что давайте и мы будем называть его отцом…
25
Солнце спряталось за крепостной стеной. Путники вошли в ее тень.
– Ты часто возвращаешься на Кладбище, сестра… – Гиз шагал рядом с телегой. – Виделась ли ты со Стражем?
– Нет.
– Неужели он ни разу к тебе не вышел?
– Не знаю. Может, и встречал когда-нибудь. Но ни разу со мной не заговорил.
– Ходит слух, – заметил Огерт, – что вот уже несколько лет старик никого не принимает.
– Болеет? – предположила Нелти.
– Или чего-то боится, – сказал Гиз.
– Или же просто устал, – добавил Огерт…
Телега катилась по руслу обмелевшего ручья, подпрыгивала на камнях-окатышах, тряслась, громыхала колесами. Воды было на пол-сапога. А ведь когда-то здесь водилась рыба.
– Помните, как мы возвращались на Кладбище? – спросил Огерт.
– Еще бы… – Гиз поднял голову, окинул взглядом высоченную стену. – Я не очень-то верил, что Страж снова пустит нас в свой дом.
– Я тоже, – сказал Огерт.
– Ты? – в один голос переспросили Гиз и Нелти.
– Но нам больше некуда было пойти…
Стена приближалась. Неровная, бугристая, осыпающаяся – невообразимо древняя, величественная, загадочная. Огромные валуны обросли мхом и лишайником. На едва заметных уступах вцепились в нанесенную ветром почву кривые березки. На самом верху – настоящая дорога. Но отсюда ее не видно. Дорога эта для солдат Короля, для воинов, стерегущих покой Кладбища. Раньше два раза в день проезжали они по гребню стены – от одной полуразрушенной башни к другой. А ночами там горели огни – словно яркие звезды, выстроившиеся в ряд…
– Надевайте кольчуги, – велел Гиз. – Как бы сверху чего не прилетело.
26
Центром мира было Кладбище.
Сюда никогда не приходила зима, здесь не шел снег, и даже бури огибали стороной это место. Почти каждый день здесь сияло солнце, и почти каждую ночь короткий теплый дождь орошал священную землю.
Все дороги вели сюда.
Со всего мира съезжались к Кладбищу скорбные обозы, вставали в длинные очереди, двигались понемногу к огромным воротам. А потом, проследовав мимо стражников, пройдя рядом с гигантским механизмом подъемника, проехав по длинной широкой аллее почти до самых могил, катафалки останавливались на утоптанной площадке, огороженной железными прутьями, и скорбные бригады разгружали повозки, складывая забальзамированные тела в особом порядке.
Много мертвецов собиралось здесь под открытым небом.
А потом они исчезали.
Никто из людей не видел, как это происходит. Но поговаривали, что в туманные темные ночи мертвецы оживают, поднимаются и разбредаются по всему Кладбищу, сами копают могилы, сами себя зарывают…
Священная земля Кладбища принимала тела, вбирала, впитывала людские души, хранила все, чем жили мертвые ныне люди.
Кладбище было опорой мира и его частью. Оно существовало всегда. И, согласно древним преданиям, оно перестанет существовать в тот день, когда в мире не останется ни одного человека.
Так задумал Йолойон, Великий Червь, свернувшийся в черной, не знающей времени бездне, Творец Всего Сущего, страдающий от вечности и тьмы.
27
– Дальше придется идти пешком, – сказал Гиз. – Сможете?
Раскидистая ива со всех сторон закрыла ветвями повозку. Меж корней журчал поднабравшийся сил ручеек. На обоих берегах густо разросся колючий шиповник. Здесь и раньше-то было сложно продраться, а уж теперь…
– Сможем, – кивнула Нелти.
– А что делать? – вздохнул Огерт, выбираясь из телеги. – Эх, костыли бы мне хорошие, а не эти кривулины…
– Мы – твои костыли, – сказала собирательница.
– И Бала оставлять не хочется.
– Ничего с ним не случится, – сказал Гиз. – Вода рядом, кругом трава, клевер. И компания есть… – Охотник похлопал жеребца по крупу. – Отдохнут здесь вместе, сил наберутся.
– Не увели бы, – Огерт не хотел расставаться с ишаком.
– Да кто сюда полезет? Место укромное.
– То-то и оно.
– Боишься, мертвяки сюда сунутся?
– Место-то укромное.
– И что ты предлагаешь?
– Ничего… – Огерт обнял ишака за шею, посмотрел в умные глаза, погладил морду. – Мы вернемся… Правда?
– Вернемся, – пообещал Гиз и стал выпрягать коня.
Охотник торопился. Какое-то неясное предчувствие тревожило его.
Главное сейчас – оказаться по ту сторону крепостной стены. Всего несколько сот шагов – и можно считать, что путешествие завершено. Надо лишь преодолеть последний участок пути – он короток, но труден.
Лишь бы потайной ход не был засыпан. Только бы уходящий под стену ручей не оказался перегорожен железными прутьями.
Может быть, выросшие мальчишки, ставшие рассудительными отцами, не забыли о секретном проходе и, заботясь о своих детях, завалили вход в пещеру. Или королевские стражники, как-то прознав о тайной тропе, перекрыли ее…
Много прошло времени.
Многое могло измениться.
28
Они уже собрались и были готовы продолжить путь пешком: Нелти с кошкой на плече поддерживала висящего на костылях Огерта; Гиз, стоя по колено в воде, тянул к друзьям руку, чтобы помочь им спуститься. На заросшем кустами берегу бок о бок паслись ишак и жеребец, привязанные к телеге длинными вожжами.
