– Погаси…
– Погаси, – повторил Джош, обернувшись. – Не надо света.
– Заходите, – пригласил слабый голос. – Прямо перед вами занавеска. Ты должен помнить, стрелок.
Стас убрал зажигалку, слепо вытянул руку. Ткнулся пальцами в спину Джоша.
– Не здесь… – донесся голос из темноты. – Чуть правей…
Бревенчатая стена. Густая паутина. Паук, пробежавший по ладони, – Стас брезгливо стряхнул его. Пыльные пучки трав. Чья-то холодная рука, растопыренные пальцы. Скрип половиц… Тихий шелест завесы справа. Вот она – тяжелая плотная ткань…
– Садитесь на пол. Не надо света, я прошу…
– Это ты, лекарь?
– Я, стрелок.
– Мы хотели у тебя ненадолго остановиться.
– Оставайтесь.
– Но у тебя так темно.
– Подождите немного, и можно будет зажечь огонь. Но не сейчас… Подождите…
– Подождать? Чего?
– Я умираю. Дайте мне немного времени…
Непроглядная темнота, тишина, этот странный бестелесный голос – у Стаса мурашки бегали по спине. Он сидел на полу, на каком-то коврике – даже на ощупь чувствовалось, что коврик этот невообразимо грязен, засален до невозможности. В ушах стучала кровь. Стас затаил дыхание, напрягся, выпрямив спину. Где-то рядом были товарищи – ему хотелось поводить вокруг себя руками, найти их. Но он сдерживался. Потому что если бы кто-то сейчас коснулся его самого – Стас не выдержал бы напряжения и закричал.
Дикий нечеловеческий крик в этой тьме, в этом странном доме – и можно отправляться в “желтый дом”.
Хозяин дома умирал… Сама смерть стояла где-то здесь, совсем рядом. Протяни руку – и коснешься ее. Зайдется в леденящем ужасе сердце, вспухнет, толкнется в грудь и лопнет, будто перезрелый помидор…
– А ведь он жив, – выдохнул голос.
– Кто? – в голосе Джоша звучал страх. – Мальчик?!
– Нет, стрелок, не мальчик… Тот, кто вытащил тебя из тюрьмы… Кому ты обещал защиту… Кого поклялся не предавать…
– Рудгер?!
– Да.
– Жив? Но я же…
– Жив. Он у мага. У того, второго.
– Назлуха?
– Я не знаю имен… Я умираю… Слабею… Не вижу их… Ты оставил его…
– Я думал…
– Оставил…
– Он…
– Ты… оставил…
Словно кто-то – что-то? – прошел совсем рядом. Стас кожей лица почувствовал движение воздуха, обмер, съежился, вперился во мрак. Сквозняк?
Бесцветный тихий голос обронил несколько непонятных – будто бы знакомых – слов. И сбоку вдруг откликнулся Хурхас. Заговорил быстро, затараторил. Услышав голос мага, Стас выдохнул, расслабился – напряжение немного отпустило.
Незримые собеседники какое-то время вели диалог на непонятном языке, потом установилась тишина.
Джош кашлянул, спросил осторожно:
– Ты знаешь язык магов?
– Да.
– Так кто же ты? Откуда?
– Я – последний… Помнишь мою жену и детей? Белая, неестественно длинная рука, удивившая слабый трепещущий огонек…
– Да.
– Они умерли почти сразу, как ты со своими друзьями ушел… Я надеялся… Но нет… И теперь я – последний…
– Какие у тебя дела с магом?
– Те же, что и у тебя.
– У меня с ним нет никаких дел.
– Есть… Вспомни – твой друг остался там…
Тишина.
Стас почему-то был уверен, что Джош покачал головой. Он словно бы даже видел стрелка, видел, как тот, скрестив ноги, сидит на полу – правая рука на револьвере, левая упирается в бок. Набычившись, Джош смотрит в темноту и медленно-медленно поводит головой…
И вновь это движение воздуха! Словно кто-то провел рукой перед самым лицом. Стас втянул голову в плечи, нащупал зажигалку в кармане.
– Не надо, – сказал голос. – Не надо света… Еще несколько минут… Всего лишь…
Несколько минут в полной темноте. Когда физически чувствуешь, как расширяются зрачки, как взбухают глазные яблоки. И через какое-то время уже не можешь понять, закрыты твои глаза или открыты: тьма одинакова во тьме…
Несколько минут в мертвой тишине. Среди странных запахов и удушливой пыли.
В незнакомом доме.
С незримым хозяином.
Всего лишь…
Несколько минут…
– Они спят… – прошелестел голос совсем рядом. – Даже маг… Спят…
Стас вздрогнул. В горле мгновенно пересохло. Заколотилось сердце. Он хотел было вскочить, но ноги его не слушались. Хотел было закричать, но язык окаменел и онемели связки.
– Я не могу уйти так просто… Я надеялся, что это будут мои дети… Но они не дождались… Я последний… Что-то жесткое коснулось запястья Стаса. Паучья лапа. Словно когти впились в кожу.
– Я ждал кого-то похожего на тебя… Думал, это будет стрелок… Но он не тот…
Сделалось жарко. Пот выступил на лбу, потек в глаза.
– Ты получишь это… Я наконец-то освобожусь… Мне так надоело…
Руку жгло. Мышцы страшно ломило.
Горячий яд вливался под кожу…
И вдруг Стас прозрел. Вокруг было так же темно, но он видел все: тесную комнатушку, неказистый стол, дощатые нары с грудой тряпья, забитые, законопаченные окна, циновку на стене… И лицо – жуткое лицо с гниющими провалами глазниц, выпирающие кости скул, голый шишковатый череп, сочащиеся сукровицей раздутые губы.
Не в силах смотреть на это, Стас закрыл глаза.
Но видение никуда не делось.
Он отвернул голову.
Но жуткое лицо смотрело прямо на него.
– Ты видишь, да? – прошелестел голос. – Это хорошо… Тебе надо привыкнуть… Невыносимая жара.
Голова просто кипит – словно паровой котел. Вот-вот взорвется…
– Прощай… – шевельнулись губы и расползлись в жуткой ухмылке. Кожа на щеках лопнула, нижняя челюсть отвисла, на пол закапало нечто густое, бесцветное…
И Стас закричал.
Он кричал и уже ничего не видел. Боль ушла, жар отступил, вернулся непроглядный мрак, затопил глаза. Потом кончился воздух, и он задохнулся. Но продолжал кричать, беззвучно и отчаянно.
Чьи-то руки шарили по нему, рылись в карманах, трясли за плечи – он не осознавал этого.
Его звали – он не слышал.
Затем вспыхнул нестерпимо яркий свет.
Стас, закатив глаза, схватился за горло, захрипел, закашлялся. Его поддержали, заколотили по спине.
– Он коснулся тебя?
– Что с тобой?
