Остальные, видимо, вот-вот пойдут на штурм.
Сколько их?
Вход сюда один – дверь. Через окна не залезть – слишком высоко. Хотя, кто знает. Если нападающие хорошо подготовлены, вломиться в эти окна для них – пустяк.
– У меня тихо, – вновь подал голос Буйвол.
– Видимо, по стрелку на южной и восточной стороне, под окнами, – скороговоркой выпалил Малыш.
– Дверь я держу.
– В окна забраться трудно.
– Тогда давай сюда.
Ведьма подняла голову. Малыш посмотрел на сгорбленную старуху и содрогнулся – он увидел, что глаза у нее сделались желтые. Птичьи. И нос – словно клюв.
– Извини, мать. – Он проскользнул мимо ведьмы, когда та выпустила из рук мятое крыло филина и стала тяжело подниматься, словно вырастая из пола.
В комнате и спрятаться-то было негде. Разве только за сундуками. Но они слишком низкие, голова и плечи будут торчать. А от арбалетной стрелы не уклониться, и руками ее не поймать.
Значит надо быть быстрее врагов.
Буйвол махнул рукой, привлекая внимание товарища, показал рукой на дверь, приложил палец к губам. Вытянувшись в струнку возле косяка, он взял меч обоими руками. Малыш кивнул, натягивая лук.
За дверью крались враги.
– Сколько их? – беззвучно спросил Малыш, обозначил слова выразительной мимикой. Буйвол чуть пожал плечами и отвернулся.
Вот опять – половица тихо скрипнула. И сразу – тишина. Замерли они там, затаили дыхание. Пробуют ногами пол, отыскивая место, куда ступить.
Уже совсем рядом. Прямо здесь – за бревенчатой стеной.
Можно представить, как они сейчас тянутся осторожно к дверной скобе, держа перед собой взведенные арбалеты.
Сколько их?
Буйвол вжался в стену.
Наверняка, они догадываются, что он стоит именно здесь, поджидает их возле двери. Рванут скобу, нырнут в проем, перекатятся, повернутся, выстрелят.
Арбалетную стрелу мечом не отобьешь. Значит нужно опередить врага.
Вот сейчас…
Дрогнула дверь.
Сейчас!
И вдруг, в тот самый миг, когда дверь распахнулась, воздух в комнате загудел от взмахов тысяч крыл. Заметались, забились тени, сея пух и перья, захохотали, заухали, завизжали. Лопнули стекла, вылетели оконные рамы. Туча невесть откуда взявшихся птиц закружилась живой вьюгой.
Ввалившиеся в комнату люди разом потерялись. Один схватился за лицо, упал на колени, выронив арбалет, закричал – совиные когти располосовали ему щеку, клюв выбил глаз. Другой бросился бежать, в дверь не попал, с маху ударился о косяк, опрокинулся, пополз куда-то на четвереньках.
Малыш ничего не видел, он укрылся за сундуками, забился в угол.
И Буйвол растерялся, прикрыл глаза рукой, заслонил лицо плечом, опустил меч.
Одна только ведьма видела всё своими желтыми глазами. Она шла прямо к двери и руками гнала обезумевших птиц на врагов, изливая ярость и боль, выплескивая злобу и страх.
А потом в грудь ей что-то ударило, так сильно, что она задохнулась. Ее отбросило назад, швырнуло на стену.
Кто-то из людей, оставшихся за дверью, вслепую разрядил арбалет. Выстрелил в птичью метель. И не промахнулся.
Потому что так было нужно богам.
Ведьма захрипела, ухватилась за торчащую из груди железяку, потянула. Она еще была сильна. У нее оставалась ярость. У нее была чужая боль.
Но своя боль пересиливала.
Своя кровь клокотала в горле…
Мертвые птицы падали на пол. Живые вырывались на улицу – словно струи густого дыма валили из окон.
Ведьма, сцепив зубы, ползла к своему убежищу, чтобы напитаться там силой тьмы. Чтобы залечить страшную рану, если это возможно.
Если это угодно богам…
Кружился пух. Бились о поток птицы. Падали со стуком, словно яблоки сыпались. Воробьи и синицы. Вороны и галки. Совы и ястребы…
Когда крылья перестали хлестать спину, а когти рвать одежду, Малыш выглянул из-за сундуков. Одновременно и Буйвол открыл лицо.
Кроме них и птиц в доме никого не было.
– Это всё ведьма, – с ненавистью сказал Теолот. Он смотрел на черные дыры окон, из которых еще вырывались птицы, и боролся с искушением пустить в дом стрелу. – Ведьма!
Ромистан стонал, пряча в ладонях изуродованное лицо.
– Теперь у тебя будет настоящее мужское прозвище, – холодно ухмыльнувшись, сказал парню Толстый Миатас. – С этого дня тебя будут звать Одноглазым.
– Он не слышит тебя, – сказал Крост Медвежатник. – Сейчас он видит только свое уродство.
– Но почему птицы? Почему? – недоумевал Виртис Безродный, приложив лезвие ножа к сизой шишке на лбу. – Почему не звери: волки, медведи, росомахи?
– Ты словно жалеешь об этом, – хмыкнул Крост.
– Просто пытаюсь понять.
– Видимо, потому, что ты подстрелил её филина, – предположил Миатас. – Наверняка поэтому.
– Счастье, что у нее не оказалось сторожевого волка, – усмехнулся Миатас.
Охотники отступили, но не думали отступаться. Оставив немого Туаеса с тремя взведенными арбалетами сторожить южные окна, они собрались, чтобы обсудить, что делать дальше. Они были немного растеряны, обескуражены, встретив отпор. Они были готовы к схватке. Но не к такой.
– А что если в следующий раз это будут звери? – Виртис ощупывал ушибленный лоб. – Или что-то еще более страшное…
Они не знали, не догадывались, что ведьма сейчас во тьме истекает кровью.
– Следующего раза не будет, – жестко сказал Теолот, и все посмотрели на него.
– Мы отходим? – недоверчиво спросил Виртис.
Теолот презрительно глянул на него:
– Нет… Конечно же нет!
– И что же ты предлагаешь? – спросил Крост.
– Огонь. Мы пустим на них огонь.
Еще бились под потолком несколько ослепших пичуг, кричали, словно стонали.
– Может, она улетела? – предположил Малыш, издалека осторожно заглядывая в окно.
– Она не может летать, – сказал Буйвол, прикрывая дверь.
– И куда же она делась?
– Не знаю.
Ударила под потолок арбалетная стрела, выбила острую щепку, отскочила рикошетом, потерялась среди мертвых птиц на полу.
– Сторожат, – сказал Малыш. – Не уходят.
– Сколько их, не разобрал?
– Четверо, не меньше. Двое стерегли окна, еще как минимум двое ворвались в дом. Это я успел увидеть.
– Нет, их больше. Двое вломились в комнату, но за ними был еще кто-то.
