Кивнув, Альберих сапогом уперся прямо в грудь Хагена. С трудом Тронье подавил стон — гном потревожил открытую рану.
— Мне кажется, кто-то другой пытался поправить это упущение, — заявил карлик.
Хаген отшвырнул его ногу:
— Это тебя не касается! Не суй свой нос в мои дела, иначе я его отрежу! — Он угрожающе приподнял меч.
Молниеносным движением оказавшись рядом, один из рыцарей щитом отшвырнул меч Хагена, одновременно приставив к его горлу острый клинок. Тронье попытался уклониться — но тщетно.
— Что… что это значит? — прохрипел он, — Убери его сейчас же, гном!
Альберих хихикнул:
— С чего ты взял, что я имею право приказывать личной охране Брунгильды, Хаген из Тронье?
Проглотив ругательство, готовое сорваться с языка, Хаген уронил меч.
— Вот и чудесно, — Альберих кивнул, — Ты хоть и необуздан, Тронье, но благоразумен. Отпусти его. Это была шутка, хоть и не очень умная, — Последние слова относились к рыцарю Брунгильды. Тот опустил оружие и отступил назад.
Осторожно нагнувшись, Хаген поднял свой меч и вложил его в ножны.
— Как ты их назвал? Личные охранники Брунгильды?
— Охранницы, — поправил Альберих, — Ты должен знать, Хаген, что Брунгильда не потерпит возле себя мужчин, — Он нагло ухмыльнулся: — Надеюсь, тебя не задевает, что женщина приперла тебя к стенке.
Спешившись, гном склонился над одним из убитых и выдернул из его шеи стрелу.
— Странно, — пробормотал он, разглядывая причудливое оперение.
— Что — странно? — Хаген шагнул к нему.
— Эта стрела. — Альберих протянул ему находку.
Удивительно — схватившись за древко стрелы, Хаген ощутил прохладу, словно коснулся гладкой стали, а не дерева, — быть может, просто пальцы онемели от мороза. Но, приглядевшись внимательнее, он понял, что она действительно была сделана из неизвестного материала, почти невесомого. Она была тоньше обычной стрелы, но сломать ее Хагену не удалось: древко гнулось, словно свежая лоза.
И еще кое-что было не совсем обычным: казалось, стрела была живой. Сквозь нее словно протекала некая загадочная сила, как кровь по жилам человека. Сила, стремящаяся уничтожать любой ценой.
Руки Хагена задрожали.
— Что это?
Альберих пожал плечами:
— Откуда мне, глупому альбу, знать больше, чем знает великий Хаген из Тронье? — Однако, как ни старался гном, страха, отразившегося в его глазах, ему скрыть не удалось.
— Стрела эта создана не руками человека, — молвил Хаген.
Гном кивнул:
— Я знаю. Но откуда это известно тебе?
Не ответив, Хаген швырнул стрелу в снег. Альберих подозвал одну из всадниц и заговорил с ней на чужом языке — Хаген не понял ни слова. Женщина исчезла в темноте и вскоре вернулась, ведя в поводу двух оседланных лошадей.
— Ты все предусмотрел, — проговорил Хаген.
— Для этого я здесь и нахожусь.
— А откуда ты знал, что понадобятся только две лошади?
Альберих замялся:
— Я не знал. Я надеялся, что понадобится еще целых десять и мне не придется вести их обратно в Изенштейн без седоков.
Хаген удивленно воззрился на гнома. Затем молча вскочил в седло.
Глава 6
Обогнув широкое поле, сплошь покрытое лавой, отряд приближался к Изенштейну. Тщетно Хаген пытался вытащить из гнома больше, чем он уже сказал. Поведение Альбериха совершенно сбивало его с толку. Когда повелитель альбов вместе с закованными в золото всадницами неожиданно вынырнул перед ним из тьмы, Хаген отбросил все сомнения в том, кто увел их с Данквартом от лагеря. Теперь же такой уверенности у него не было.
Альберих остановил коня. Они уже достигли подножия горы, и что странно — буря сюда не проникала. Словно невидимая рука останавливала здесь стихию. Гном откинул воротник, который он поднял, защищаясь от ветра.
— Вот мы и прибыли, Хаген из Тронье.
Тропинка, ведущая наверх, к воротам крепости, оказалась на удивление ровной и удобной, утоптанной бесчисленными путниками и всадниками. К тому же боги словно невидимым щитом укрывали замок от холода, так что ни один камень не обледенел, и лошади не спотыкались.
Чем выше они поднимались, тем больше убеждался Хаген, что крепость на самом деле не была творением человеческих рук. Она будто вырастала прямо из скалы, являясь частью черного каменного колосса. Вот перед ними показались и ворота в форме огромной каменной пасти. За ними зияла кромешная тьма, словно чья-то пасть пожирала свет. Возглавлявший отряд Альберих остановился и оглянулся. Он что-то промолвил, но, как и свет, звук его голоса тоже поглотил Изенштейн. Хаген видел, как шевелятся его губы, но ни малейшего шороха не донеслось до его ушей. «Не место нам тут, — подумал он, — Ни одному смертному не место в Изенштейне».
Лишь вплотную приблизившись к Альбериху, Хаген разобрал его слова:
— Отдайте ваше оружие.
— Наше оружие! — взвился Данкварт, но Хаген успокаивающим жестом положил ему на плечо руку, вынул из ножен свой меч и протянул гному.
Альб, покачав головой, жестом подозвал одну из всадниц. Та молча приняла оба меча, тщательно укрепила их под седлом своего коня и кивнула. Альберих ответил тем же и посторонился.
— Проезжайте!
Казалось, они во второй раз пересекли незримую грань, шагнув в ворота. Словно оборвалась нить, связывавшая их с внешним миром. Внутри было совершенно темно, мрак обволакивал все угрожающей черной массой. Топот копыт звонким многократным эхом отдавался в необозримом пространстве — должно быть, они находились в огромном зале или пещере. То и дело во тьме вспыхивали бледные серебристые огоньки, едва различимые смутные голоса раздавались откуда-то издалека.
Постепенно по мере их продвижения в глубь горы становилось светлее. Вскоре слабые огни, подобные сиянию звезд, сменились красноватыми отсветами. Быть может, это было зарево костра, или огромного камина, или факела, а может, жар исходил из земных недр. Пол был покрыт изломанными трещинами — молниями, застывшими в камне, сквозь которые сюда проникали струйки зловонного теплого воздуха. То и дело земля содрогалась — то ли под копытами коней, то ли сама по себе. Невольно Хагену вспомнились древние легенды о мрачных божествах, силы которых лишь спали, но не были побеждены.
Теперь Хаген уже мог различить ближайшие окрестности. Они продвигались по пещере, своды которой возвышались над головами на высоту пятнадцати, а то и двадцати человеческих ростов. Потолок поддерживали толстые черные колонны из лавы, застывшей на их поверхности блестящими слезами. В конце зала возвышалась широкая лестница, вела она к запертым воротам. На них был начертан тот же символ, что и на шлемах всадниц.
