БЕСЕДЫ ПРЕОСВЯЩЕННОГО МИТРОФАНИЯ Вставная
главка Тем, кто внимает нашему рассказу единственно из желания узнать, чем он
завершится, и кому история нашего края безынтересна, эту главку позволительно
вовсе пропустить. Никакого ущерба для стройности повествования от этого не
произойдет. Здесь же приведены, да и то в отрывках, некоторые из высокоумных
диалогов меж владыкой и губернатором (а именно три, хотя их было много больше),
ибо беседы эти имели для Заволжья самые решительные последствия. Заодно уж при
помощи ремарок, следующих за каждой из бесед, вкратце присовокупим, какие из
этих прекраснодушных поучений претворились в действительность, а какие нет.
О чиновничьем сребролюбии — Согласны ли вы,
сын мой, что никакой, даже самый благонамеренный управитель не сможет воплотить
свои полезные замыслы, не имея исправного рабочего инструмента в лице способных
и честных помощников, того самого инструмента, который на вашем бюрократическом
наречии именуется «аппаратом»?
— Совершенно согласен.
— И что же делать, если «аппарат» этот погряз
в низменном сребролюбии?
— Не знаю, отче, оттого и пришел к вам. А
главное, все чиновники таковы и других взять негде.
— Почему же негде? Частью можно из столиц
привлечь прекрасномыслящих мужей, и поедут, потому что им хочется свои знания и
убеждения на деле применить. Частью же и у нас честные чиновники найдутся,
просто им сейчас ходу нет.
— Как же я их распознаю, честных этих, если
они не на виду?
— Я здесь не первый год, знаю, кто чего стоит,
и назову. Но сие лишь четверть дела, потому что любой человек от власти
портится, если установлены неправильные заведения. И чиновники в большинстве
своем начинают лихоимствовать не из-за порочности своей натуры, а потому, что
так уж заведено, и кто не лихоимствует, на того косо смотрят и начальники, и
подчиненные.
— Но как установить правильные заведения,
чтобы лихоимство из моды вышло?
— Известна ли вам, сын мой, пословица,
гласящая, что рыба гниет с головы? Это воистину так, и медицина также
утверждает, что все болезни начинаются в голове. Добавлю к сему и обратное: у
болящего выздоровление тоже начинается от головы. Прежде чем человек на
поправку пойдет, он должен захотеть выздороветь и поверить в собственное
выздоровление.
— Но с чего начать? Тут ведь главное — верный
почин!
— Подберите себе в ближние помощники людей
честных и дельных: вице-губернатора, управителя государственным имуществом,
начальников акцизного и губернского управлений, окружного суда, а также
руководителей контрольной и казенной палат. Ну и, конечно, полицейскую
верхушку, это беспременно. Для начала и довольно будет. Где людей взять — про
то мы уже толковали, десяток-то годных по губернии и России наберется. И
перво-наперво Уговор меж собой заключить: не для того мы за гуж беремся, чтобы
обогатиться, а для того, чтобы дело сделать. А кто слабину в себе почувствует —
сам уходи или не обижайся, если тебя попросят уйти. Пусть каждый из ваших
ближних помощников свое имущество публично заявит и впредь все свои доходы и
расходы ни от кого не таит. Я, Антон Антонович, вообще той надежды
придерживаюсь, что спасение России не из столиц, а из провинции придет. Это и
из здравого смысла следует. Легче навести порядок в одной комнате, нежели во
всем доме, в одном доме, нежели на всей улице, на одной улице, нежели во всем
городе, и в одном городе, нежели во всей стране.
— Ну хорошо, допустим, голова будет честная, а
ниже-то, ниже? Я в кругу товарищей буду о прекрасном витийствовать, и станем мы
друг на друга любоваться, какие мы гордые да неподкупные, а мздоимцы по всей
губернии как бесчинствовали, так и продолжат бесчинствовать. Всех за руку не
поймаешь и под суд не отдашь.
— Не ловить воров надо, а надо сделать так,
чтобы воры не заводились.
— Легко сказать!
— И сделать не так трудно. Пусть ваши
ближайшие помощники, каждый из которых за важную область деятельности отвечает,
себе по той же методе заместителей подберут — кто согласен на Уговор. Тут можно
и нынешних некоторых на должности оставить, даже которые и мздоимствовали, но
не по алчности или зломыслию, а потому, что издавна так заведено. Ну а самых
лютых лихоимцев и безобразников — а их и я знаю, да и вы уже знаете, тех,
конечно, следует под суд отдать и судить по всей строгости, это уж беспременно.
— Хорошо, предположим, мои помощники не
воруют, их заместители тоже, ну а дальше?
— И дальше так. Это, Антон Антонович,
называется психология. Сидит начальник на жалованье, мзды не берет, потому что
боится или совестится. А подчиненный его разъезжает в карете четверкой и жена у
него наряды из Парижа выписывает. Стерпит такое нормальный человек? Ни за что.
И супруга ему не позволит, потому что у нее-то нарядов из Парижа нет, а у
супруги нижестоящего Ивана Ивановича есть. И прижмет начальник Ивана Ивановича,
скажет ему: ты, брат, или живи, как я, или вон со службы. Иван Иванович, если
уж он на службе после сего остался, станет волком смотреть на сидящего под ним
мздоимца Петра Петровича, хотя прежде ему потакал и покровительствовал. Чем это
Петр Петрович его лучше? Так и пойдет сверху до самого низа по всей пирамиде.
Сами удивитесь, как скоро у нас чиновничество построжеет и праведность полюбит…
Ремарка. Так, конечно, не вышло, хоть Антон
Антонович на возведение сей идеальной пирамиды потратил много времени и сил.
Что ж, живые люди. Хоть Христос и повелел любить всех одинаково, но это по силам
только святым отшельникам, которые за нас, молятся, а у обычных смертных есть и
друзья, и родственники, и опять же долг платежом красен. Справедливого и
беспристрастного чиновничества никогда и нигде не бывало, не привилось оно и в
Заволжье. И «своему человечку» у нас радеют, и неприятелей при случае
притесняют, и рука руку моет.
Но в то же время нельзя сказать, чтобы теория
преосвященного вовсе провалилась. «Барашек в бумажке», в России повсеместно
распространенный и даже освященный национальной традицией, у нас совершенно
вышел из употребления, впрочем, отчасти замененный пресловутыми «борзыми
щенками», которые менее уловимы и все же, согласимся, являются несомненным
прогрессом по сравнению с прямым взяточничеством. Прямое же взяточничество, а
того паче вымогательство стали со временем почитаться среди заволжского
чиновничества делом постыдным, то есть «неправильные заведения», о которых
толковал владыка, все-таки переменились Так что хоть царства справедливости не
образовалось и полного равенства всех перед властью тоже не произошло, но
явные, бесстыдные злоупотребления если и не исчезли вовсе, то сильно
поубавились. И полиция у нас вплоть до самого последнего времени слыла честной,
и суды, и даже акцизное ведомство, чего, казалось бы, не бывает и вовсе. Но о
податях — это уже из следующей беседы.
