Вечером все, как обычно, сошлись на террасе у
самовара. Владимир Львович вел себя совсем иначе, чем в спальне у Марьи
Афанасьевны. Был неулыбчив, сдержан, сух — одним словом, держался как человек,
который знает себе цену, и цена эта много выше, чем у окружающих. Таким он
понравился Пелагии гораздо меньше. Можно сказать, совсем не понравился.
Не было только Татищевой, которую Таня поила
чаем в спальне, да из всегдашних гостей отсутствовал Сытников — он ушел сразу
же после того, как в Дроздовку прибыла черная карета. Взял шляпу, палку и
отправился домой до его дачи было с три версты пешего хода через парк, через
луг и поля. Сначала Пелагия удивилась, но после вспомнила про размолвку,
произошедшую между Донатом Абрамовичем и Бубенцовым по вопросу о дикости
староверов, и поведение промышленника разъяснилось. На месте Сытникова
обосновался Спасенный, почти не принимавший участия в разговоре. Лишь в самом
начале, усаживаясь за стол и обозревая всё прянично-конфетно-вареньевое
изобилие, строго молвил:
— Многоядение вредит чистоте души. Вот и
святой Кассиан наставлял бегати многоястия и излишества брашен, не пресыщатися
насыщением чрева, ниже привлекатися сластию гортани.
Однако Владимир Львович бросил ему:
— Помолчи, Срачица, знай свое место.
И Тихон Иеремеевич не только смиренно умолк,
но и принялся усердно вкушать имеющихся на столе брашен.
Направление беседы определилось очень скоро.
Всеобщим вниманием завладел Бубенцов, начавший рассказывать об удивительных
открытиях, которые ужаснули Заволжск, завтра приведут в трепет всю губернию, а
послезавтра всколыхнут и целую империю.
— Вы, вероятно, слышали о двух безголовых
трупах, выброшенных на берег в Черноярском уезде, — начал Владимир Львович,
хмуря красивые брови. — Полицейское расследование не смогло установить личность
убитых, ибо без головы это почти и невозможно, однако же выяснилось, что трупы
совсем свежие, не старее трех суток, а значит, преступление совершено где-то
неподалеку, в пределах Заволжской губернии. Узнав об этом, я стал размышлять, с
какой целью злоумышленнику или злоумышленникам понадобилось отрезать жертвам головы.
Здесь Бубенцов сделал паузу и насмешливо
осмотрел присутствующих, словно предлагая разгадать эту шараду.
Все молчали, неотрывно глядя на рассказчика, а
Наина Георгиевна, та и вовсе подалась вперед, впившись в него своими
ослепительными черными глазами. Впрочем, она в продолжение всего вечера
смотрела только на Владимира Львовича, не слишком и таясь. Странный это был
взгляд: по временам Пелагии мерещилось в нем чуть ли не отвращение, но еще
более того — жгучий интерес и какое-то не просто страстное, а словно бы и
болезненное изумление.
Монахиня заметила, что Степан Трофимович и
Поджио, сидевшие далеко друг от друга, будто сговорившись, беспрестанно вертят
головами, попеременно глядя то на барышню, то на предмет ее исступленного
внимания. У Ширяева на щеке багровела двойная царапина (не иначе — след
ногтей), у Аркадия Сергеевича под правым глазом белела пудра.
Бубенцов же, казалось, не придавал взглядам
Наины Георгиевны никакого значения. До сих пор он ни разу к ней не обратился, а
посматривать если и посматривал, то с ленивым равнодушием.
Поскольку пауза в рассказе затягивалась, а
хотелось послушать дальше, сестра Пелагия предположила:
— Может быть, головы отрезали именно для того,
чтобы убиенных нельзя было опознать?
— Как бы не так. — Губы Владимира Львовича
ненадолго растянулись в удовлетворенной улыбке. — До этаких ухищрений местные
душегубы не додумались бы. Тем более что убитые явно не из здешних жителей,
иначе хватились бы, что кто-то пропал, и опознали бы. Тут другое.
— Что же? — спросил Петр Георгиевич. — Да не
томите же!
— Ропша, — ответил Бубенцов, сложил руки на
груди и откинулся на спинку стула, словно всё уже исчерпывающе разъяснил.
Раздался звон — это сестра Пелагия уронила на
пол ложечку и ойкнула, прикрыв ладонью уста.
— Что-что? — недослышал Кирилл Нифонтович,
мельком оглянувшись на звон. — Польша? Поляки ссыльные шалят? С чего это вдруг?
У них уж и возраст не тот.
— Ропша? — озадаченно переспросил Петр
Георгиевич. — А, погодите-ка… Это из летописи! Новгородский гость, которому при
Иоанне Третьем в здешних краях отсекли голову язычники. Но, позвольте, при чем
здесь Ропша?
Ноздри синодального инспектора хищно дрогнули.
— Ропша ни при чем, а вот язычники очень даже
при чем. Нам давно доносят, что здешние зытяки, внешне придерживаясь обрядов
православия, втайне поклоняются идолам и свершают разные мерзкие обряды. Между
прочим, во времена Ропши здесь жило то же племя и божки у них были те же самые.
— Невероятно, — пожал плечами Ширяев. — Я знаю
зытяков. Тихий, смирный народец. Да, у них есть свои обычаи, свои суеверия и
праздники. Возможно, что и от древних верований что-то осталось. Но убивать и
резать головы? Чушь. Что же они тогда после Ропши перерыв на пятьсот лет
устроили?
— То-то и оно. — Бубенцов победительно повел
взглядом вдоль стола. Проведенное мной дознание выявило прелюбопытный фактец. С
недавнего времени у лесных зытяков распространился слух, что в скором времени
по Небесной Реке приплывет на священной ладье бог Шишига, много веков спавший
на облаке, и надо будет угощать его любимой пищей, чтобы Шишига не прогневался.
А любимая пища у этого самого Шишиги, как явствует из летописи, — человеческие
головы. Отсюда и мое предположение (собственно, и не предположение даже, но
полнейшая уверенность), что Шишига к зытякам уже приплыл, и при этом чертовски
голоден.
— Что вы такое говорите! — вскричал Степан
Трофимович осердясь. Какие-то нелепые домысли!
— Увы, не домыслы. — Владимир Львович принял
вид строгий и, можно даже сказать, государственный. — Тихон Иеремеевич тут
времени даром не терял, обзавелся своими людишками, в том числе и в самых
отдаленных уездах. Так вот, осведомители доносят, что среди зытяцкой молодежи
наблюдаются непонятное брожение и ажитация. Имеется сведение, что где-то в
глухой чаще, на поляне, водружен истукан, изображающий бога Шишигу, и что
туда-то и доставлены отсеченные головы.
— Браво! — Наина Георгиевна вдруг всплеснула
руками и зааплодировала. Все смотрели на нее с недоумением. — Шишига и
человеческие жертвоприношения — это просто гениально! Я знала, Владимир
Львович, что не ошиблась в вас. Представляю, что за шум на всю Россию вы
устроите из этой истории.
