Стингрей медленно подошел к лежащим на полу телам, с ужасом узнавая в распростертом могучем теле сержанта Челтона. Майкл присел рядом, думая о том, за что эта сука судьба отняла у него сегодня уже второго дорогого для него разумянина. Он коснулся пальцами окровавленного лица и вдруг почувствовал дрожь.
— Челтон! — крикнул Стингрей, склоняясь еще ближе и пытаясь нащупать пульс.
Покрытое кровавой маской изуродованное лицо Челтона дрогнуло. Едва заметно приоткрылись щелочки глаз. Было очевидно, что он умирает, но глаза его смотрели совершенно ясным взглядом. И голос его, хоть хриплый и прерывистый, звучал твердо.
— Я облажался… подпустил к себе так близко…
— Но зачем? — не понял Майкл. — Зачем ты это сделал. Они ведь все свои.
— Не их… я подпустил врага… во мне… враг во мне… пусть вскроют… голову… чтобы понять… вернуть честь…
— Кому мы должны вскрыть голову? — спросил Стингрей, начиная думать, что у Челтона просто начался бред от полученных ранений.
— Мне… вскрыть… оно влезло… в голову… — с трудом выдавил Челтон и, вытянувшись, затих.
— Что за бред?! — спросил в отчаянии Майкл, поднимая глаза на стоящего рядом Дика. — Что происходит вокруг меня? Я не понимаю.
— Я на вашем месте не стал бы пренебрегать просьбой друга, — посуровев, ответил тот.
— Просьбой? Какой?
— Вскрыть ему голову, — пояснил командор, — Может статься, что это совсем не бред умирающего. А теперь мы, с вашего позволения, вас оставим. Стивен уже вызвал бот.
— Хорошо, — кивнул агент. — И спасибо за помощь.
— Мы в расчете, — отмахнулся Дик, почти выбегая из зала.
— Какая муха тебя укусила?! — удивился Хайес, едва поспевая за командором, несущимся к севшему боту, и морщась от боли при каждом неосторожном шаге.
— А ты не понял?! — возбужденно ответил Дик. — Бергштайн — красавчик. Какую партию разыграл. Он ведь смотрел мне прямо в глаза. Он был на расстоянии вытянутой руки. Бьюсь об заклад, что его яхта после взлета скрылась в неизвестном направлении. Но я знаю, как он теперь выглядит. И не будь я Ник Дикаев, если я не найду его. Месть — это блюдо, которое подают холодным. Моя трапеза впереди. Поднимай всех, друг, мы отправляемся в погоню за призраком.
* * *
По посыпанной песком дорожке быстро шли юноша и девушка. Оба были совсем молоды, каждому исполнилось не более пятнадцати лет от роду. Дорожка, причудливо изгибаясь, вела к вершине огромной каменной наклонной плиты, спроектированной архитекторами с таким расчетом, чтобы складывалось впечатление, будто она врезалась под углом в толщу планеты. Юноша, явно принадлежащий к расе людей, что-то увлеченно рассказывал девушке, которую вел за руку. А она не только слушала его рассказ, но и телепатически впитывала его эмоции, удивленно и испуганно осматриваясь по сторонам нечеловечески огромными, словно у героини мультфильма «хентай», глазами.
— Тут бывает совсем мало туристов, — объяснял юноша. — Многие просто не знают тех событий. Кому-то они кажутся скучными. Конечно, это не какая-нибудь межгалактическая война. Просто мятеж в небольшой провинции. Но ведь наши народы именно тогда начали свои отношения.
— Это очень интересно, — возразила девушка. — Мне почти все известно об этом Трионском восстании.
— Это вряд ли, — усомнился юноша. — Сомневаюсь, что сами участники тех событий знали все о происходящем. Ой…
Тихий вскрик юноши был вызван тем, что, заговорившись, он едва не наткнулся на безмолвно стоящего старика. Высокого и все еще могучего, словно старый дуб, с развивающимися на ветру белыми длинными волосами. По лицу ему можно было бы дать около ста пятидесяти лет, хотя сложением он больше походил на молодого. Старик стоял, неотрывно созерцая обелиск, к которому юноша вел свою спутницу. Остановившийся взгляд говорил о том, что беловолосый гигант сейчас совсем далеко отсюда. И память его отделена от настоящего многими годами, а может быть, и вовсе вечностью.
Странный обелиск из давно минувших странных времен. Гигантское наклонное плато, сделанное из массива черного камня, обрывалось здесь пропастью, словно обрубленное гигантским топором. В самом высоком месте этого обреза, почти у самого края черный камень расходился ранами трещин, в которых пылали кровавым светом алые россыпи крупных кристаллов. А там, где сходились вместе все эти «кровоточащие» трещины, торчал, будто воткнутый в камень, огромный двуручный меч из черного металла, с рукоятью, украшенной камнями, изящным кружевом резьбы и таинственными письменами. Прямо на черном камне вокруг меча были вырезаны слова: «Величайшая сила — это память о чести. Память о вас и вашей чести в наших сердцах».
— Что это значит? — удивилась девушка.
— Точно этого никто не знает, — ответил юноша, почему-то почти шепотом. — Тут пали солдаты Империи. Геройски пали.
— Прямо тут? — спросила девушка, оглядывая голое плато.
— Там, — ответил за парня старый седовласый гигант. — Больше ста лет назад. Вон там, внизу.
Молодые разумяне сделали несколько шагов к краю пропасти, затаив дыхание от предвкушения тайны и страха перед бездной. И когда до торчащего на самом краю меча остался один шаг, им открылось то, о чем говорил старик. Далеко внизу бушевал зеленью дикий лес, поглотив останки каких-то уже неопознаваемых зданий. И только бронзовая пирамида, тускло отсвечивая потемневшими гранями, все также величественно вздымалась над кронами деревьев, храня в своих недрах страшные тайны прошлого.
Юноша обернулся, решившись спросить загадочного старика еще о чем-то, но тот был уже далеко. Он шагал к посадочному комплексу спокойной, уверенной походкой, и ветер развевал его длинные волосы и полы псевдокожаного плаща. Ему предстояло посетить за поминальную неделю еще много мест. Много мест, где его ждали друзья и любимые. Вечно молодые, вечно лучшие.
