— Сверлим, — сказал Погребняк.
— Попал в твердый пласт. Пытаюсь забуриться. Контрольное время до выхода на нужный пласт и забора пробы — четверть часа.
— Принято, — отрезал Богданов. — До связи.
Снова возникла скучная тишина, а затем сухо, едва ощутимо щелкнуло в ухо. С таким звуком отключается внутренняя связь. Александр напрягся, чуя недоброе.
— Прием, — хрипло позвал он.
— Прием-прием, — отозвался Баркер насмешливо.
От сердца отлегло. Если с напарником связь есть, это уже хорошо.
— Что происходит? — спросил Александр.
— Ничего. Нарушаю инструкцию. Я их отключил. У нас связь сейчас только с тобой.
Погребняк снова почувствовал подступающее напряжение.
— Зачем?
— Поговорить хотел. Без свидетелей. Хорош болтать, у нас не так много времени. Если кэп выйдет на связь по графику, то осталось меньше десяти минут. А если ему припрет поговорить с нами раньше, то и того меньше. Наткнется на отсутствие связи, забьет тревогу. Сразу, конечно, к нам не ломанется, благо, мы на виду, но наладка связи будет приоритетной, так что у нас, в любом случае, не больше десяти минут.
— Хорошо, — ответил Погребняк, успокаиваясь. — Говори.
— Сейчас послушай, сделаешь потом, — заговорил Баркер. — Повернись к скале. Далее налево вдоль скалы шагов пятнадцать. Смотри на высоте плеча.
— Твоего плеча? Или моего? — уточнил Александр, оценивая взглядом экзокостюм Баркера, благодаря которому нос Погребняка был тому не выше груди.
— Моего. Только не торопись и не привлекай внимания. Капитан чуткий, реагирует на каждый чих. Я пока включу связь. Пройдешься туда-обратно. Потом поговорим. Я сам скажу, когда можно говорить.
Александр хотел сказать: «хорошо», — но услышал новый едва различимый щелчок и благоразумно заткнулся. Капитан на связь выйдет вовремя. Значит, на проходки и разговор осталось минут восемь. Но торопиться нельзя.
С чего вдруг Кларк решил поиграть в шпионов, было совершенно непонятно, но раз решил, значит, причины были.
Погребняк неторопливо переступил с ноги на ногу, потянулся. Словно разминаясь, неспешно пошел в сторону, считая одновременно шаги и уплывающие секунды.
На шестом шаге, не поворачивая головы, начал буравить взглядом скальную породу на уровне плеча Баркера, значит — практически у него перед глазами.
Седьмой шаг, восьмой…
Ничего не было. Может, не там смотрит?
На двенадцатой секунде и девятом шаге он развернулся, мысленно готовясь уже ко второму заходу, но не спуская глаз со скалы.
Шаг, второй…
Сердце заколотилось. То, о чем говорил Баркер, бросилось в глаза сразу. Он и не мог увидеть этого раньше. Ракурс был не тот. А с нового ракурса не заметить рисунок мог только слепой.
Картинка резко отличалась от тех, что они нашли позавчера. Если прошлые рисунки были примитивными и сложными одновременно, то новая пиктограмма была проста до безобразия.
Все также неторопливо Александр вернулся к Баркеру и остановился на прежнем месте в пол-оборота к шаттлу. Земля вибрировала под ногами, заставляя трястись поджилки.
Уже привычно тихо щелкнуло. И тут же заговорил Кларк.
— Видел?
— Да, — кивнул Александр.
— Знаешь, что это?
— Свастика. Один из древнейших графических символов. Известен со времен палеолита, позднее унаследован многими народами. Встречался в культурах Египта, Ирана, Индии, Китая, Армении, Грузии, России и прочих, включая культуру индейцев Майя. У большинства древних светлый символ. Олицетворял движение, жизнь, солнце, свет, удачу, благополучие. Само слово в основе имеет два санскритских корня «су» — добро и «асти» — жизнь. Использовался буддистами и джайнистами.
Александр быстро облизнул губы.
— Неплохо. А еще этой символикой пользовались немцы в первой половине двадцатого века. В тысяча девятьсот двадцатом году свастика была утверждена как символ национал-социалистической немецкой рабочей партии и символизировала борьбу за торжество арийской расы. С этим крестиком связана вторая мировая война, концентрационные лагеря, геноцид и еще куча всяких прелестей. Закрытый курс специальной истории. А вопрос тот же, что и в прошлый раз: откуда здесь эта дрянь, и кто ее нарисовал?
Александр слушал задумчиво. Услышанное было в новинку. История, как и любые другие знания, подавалась избирательно и дозировано. Доступ ко всему, что могло быть вредно или провокационно, не ограничивался, но интерес к такого рода знаниям последние лет сто усиленно размывался. Историку Баркеру было известно то, о чем Погребняк лишь смутно догадывался.
— Почему ты это сделал? — спросил Александр, наконец.
— О чем ты?
— Почему ты пошел на нарушение, отключил связь, показал это мне втайне от остальных? От капитана? Почему?
— Потому что я не уверен, насколько капитану нужно это знать. Капитан крепкий профессионал и хороший человек… Очень хороший. Потому на некоторые вещи он реагирует не как командир, а как человек. А этого нельзя.
Голос Кларка сорвался на хрип и оборвался. Баркер хрипло откашлялся.
— И поэтому ты идешь на нарушение?
— У меня в жизни уже была похожая ситуация, — заговорил Кларк. — В пятьдесят четвертом. Тот капитан тоже был больше хорошим человеком, чем хорошим командиром, Саша. Он погиб. Все погибли. Я выжил только чудом и имел потом массу проблем.
— Что за история?
— Откроешь досье и посмотришь, — отрезал Баркер.
Александр поперхнулся.
— Я военный, — добавил Кларк. — Я кое-что знаю об Агентстве. И могу догадываться, зачем нам специалист по внеземным цивилизациям. Ты ведь нас изначально должен был от нас самих охранять?
Погребняк не ответил. От простоватого Баркера, даже зная всю его биографию, он такого откровения не ожидал точно. Под ногами дрожала земля, рвался в недра бур.
— Я могу расценивать это так, что ты на моей стороне, Кларк? — спросил, наконец, Александр вместо ответа.
— Нет, — коротко ответил Баркер.
— Но, если ты все так оцениваешь, логично предположить, что…
— Саша, я сказал нет. Ты более логичен, более четок, более рационален. Но наша экспедиция не переживет двух лидеров. Поэтому командир он. И выполнять я стану его распоряжения, согласно инструкции.
— Ты уже ее нарушил.
— Не делай исключение правилом.
Земля дрогнула, вибрация прекратилась. Бур медленно подхватил пробу и пополз обратно.
— Инструкции могут меняться, Кларк, как и правила.
Баркер не ответил. Вместо этого тихонько щелкнуло, давая понять, что они снова не одни в эфире. А еще секунд пятнадцать спустя динамик ожил голосом капитана:
