Собственно, отправившись в очередную ходку за дровами, наш боевой товарищ не вернулся из неё. И мы поняли, что он сумел настроиться на проникновение и покинуть эту планету. Перед тем, как закрыть за собой дверь последний раз, он посмотрел мне в глаза долгим, пристальным взглядом, словно прощался. Именно мне, а не командиру. Неудивительно, потому что это мне он придан в напарники, так получается. Командиру-то совсем отдельный рейд предстоит. Если он сумеет преодолеть барьер времени, роковую для всего нашего человечества дату, после которой ни единому живому разумному существу родом из нашей ячейки в этой Вселенной не суждено БЫТЬ. Впрочем, нет оснований сомневаться, что сумеет. Я – верю, что да. Поэтому правильнее сказать будет так: когда преодолеет и успеет в нужное место в нужное время. Формула успеха не новая, но потому и действует безотказно, что многократно подтверждалась на практике. Всегда побеждает тот, кто вовремя успевает в ключевую точку пространства.
– Да вот, в архивах памяти копаюсь, – отвечает командир, потирая виски, между которыми, где-то в глубине черепной коробки, и расположены упомянутые сокровищницы информации, не нуждающиеся ни в каких искусственных носителях. – Ищу подходящие к случаю высказывания мудрецов прошлого. Вот послушай. «Самая далёкая во Вселенной звезда обнаруживает своё присутствие в том, что тебя окружает». Пауло Коэльо, Книга воина света. «Духи не помогут тебе ни в одном деле, которое ты смог бы сделать сам. Но если ты подвёл свои дела к черте своих возможностей, действуешь на грани возможностей и дружен с Духами, они помогут тебе». Это не Коэльо, что-то не могу припомнить, кто именно… Но в точку! И вот: «Слабого бьют как получится, сильного – только насмерть», точно так. А вот из Лао Цзы: «Когда все люди узнают, что доброе является добром, возникает и зло…» Или вот, английский афоризм: «Идеалы подобны звёздам в небе: мы никогда не можем их достичь, но, как мореходы в плавании, ориентируемся по ним в жизни…»
– Погоди, погоди! – останавливаю его пылкую речь, протестующе вскинув руки. – Прямо завалил умными мыслями. Я прекрасно знаю, что у тебя цепкая память, недаром ты так быстро овладел локосианскими мнемотехниками и научился фиксировать точные записи и передавать другим людям. Надеюсь, и у потомков не будет проблем с запоминанием…
– Это да! – Он прекращает расхаживать туда-сюда по комнатушке, временно служащей нам привалом на обочине пути, и смотрит на меня, точнее, на моё туловище, опустив взгляд на уровень живота. – У меня в роду дюжина поколений кадровых офицеров, с честью отслуживших малой родине, даже когда она была кровавой империей и военных профессионалов пачками в расход пускала. Ну а вам, изначальным… м-м-м… центрально-осевым прародителям всех остальных семи человечеств, и сам Творец, так сказать, велел фиксировать нашу историю с начала времён.
– Ага, он велит… точней, она. Высочайшего повеления циркулярчик спустит на наши головушки сверху, не обрадуешься… Слушай, англичане, это которые доминирующее племя Великой Британии и Британского Содружества?
– Они самые. Очень ушлый народец, так и норовили доминировать, особенно некоторые из них, колонисты, что основали другое племя, на материке с обратной стороны планеты… Да, кстати, вот ещё добыл из своего личного мнемоархива: «Воинам рекомендуется не иметь никаких материальных вещей, на которых концентрировалась бы их сила, а фокусироваться на духе, на действительном полёте в неведомое, а не на тривиальных щитах. Щиты не дают человеку чувствовать себя спокойно». Карлос Кастанеда. Чудила тот ещё, но выдавал здравые формулировки, бывало. Вот прямо как о нас. Рассчитывать нужно только на собственные силы, топать по дороге на своих двоих, а не с помощью техногенных костылей…
– Я понимаю, – невольно улыбаюсь, – ты уже всё выстроил и расписал у себя в мыслях, господин начальник спец-оперативного управления. Весь расклад операции до самой завершающей фазы…
– Ага! «Любой мир состоит не из того, что нас окружает, а из того, что нас наполняет…» Значит, это надо понимать так, что каждый индивидуально существующий разум способен самостоятельно творить мир?
– За что в конце концов и получает по башке, – ворчу я и снова подкладываю дровишек в огонь. – От собственного рассерженного творца…
Мы, конечно, преспокойно можем обойтись без обогрева, но энергию надо беречь для кинжального прорыва, поэтому уже достаточно долго существуем как простые люди, не удосужившиеся раскрыть и использовать истинные возможности собственных разумов. Пусть не на полный вперёд и не в постоянном режиме, но хотя бы для периодических воздействий на окружающую среду по собственному усмотрению.
– Точно так! Башки отрывать и откручивать она обожает. Но, надо отдать ей должное, преимущественно повинные…
– «В борьбе между тобой и миром будь секундантом мира». Франц Кафка сказал. Тоже землянин, если не ошибаюсь. – Я знаю точно, что землянин, с таким-то именем. Но делаю вид, что у меня память чуть похуже, чем у командира. Соблюдаю субординацию, так сказать.
Однако его не проведёшь. Он меня вмиг раскусил!
– Не прикидывайся, всё ты отлично помнишь, не хуже меня, – произносит командир и укоризненно качает головой. – Так что «Если в человеческой жизни и есть какой-то смысл – то он в том, чтобы жить как можно дольше и как можно лучше». Сейчас не вспомню, кто сказал, и в записях памяти рыскать лень. Возможно, истекают последние часы, когда мы вправе позволить себе лениться. «Время – огонь, в котором мы горим».
– Но кому-то же на роду написано проходить сквозь огонь и по огню… Да, ты прав, сейчас и здесь мы ещё можем себе позволить никуда не торопиться, сделать вид, что вечность есть. Самую важную на сегодня миссию мы уже свершили, – искоса поглядывая на командира, ворошу в огне импровизированной кочергой, согнутой из арматурного прута, – а после этого… м-м… сами боги велели часок-другой понежиться. – Улыбаюсь краешком губ и левой рукой поглаживаю себя по животу. – В этакой холодине материальным оболочкам особо не покайфовать, ясное дело, но мы-то знаем, что главное у нас происходит здесь, – я отнимаю левую руку от живота и ладонью поглаживаю себя по лбу, – и если захотеть по-настоящему, то согреешься без всякого огня.
Он смотрит на меня молча, без улыбки. Сурово, можно сказать, очень внимательно, изучающе, словно… запоминает, навсегда запечатлевает перед тем, как попрощаться.
– Но всё-таки пусть огонь в очаге не погаснет… – шепчет мой командир. – Никогда не гаснет, будто вечность взаправду есть и поход продолжается…
И я навсегда запечатлеваю эти его слова в архиве своей памяти, пополнив ими особую «полочку» для самых драгоценных воспоминаний.
* * *
«Это был тот мир, где в пыли и песке задыхались люди. Тот мир, где всё обагрено пролитой кровью. Сейчас легко об этом говорить… а тогда… Сидя на обломке разрушенного дома, на жёлто-рыжем песке среди острых осколков предметов, странной формы костей, погребённых под толстым слоем пыли, и, что самое мучительное, среди ужасающих воспоминаний.
Я тихо встаю и прохожу вперёд. Сапоги омывает пылью. Она постепенно обволакивает всего меня, пропитывает все мои внутренности, забивается даже в моё сознание. Она замедляет ход мыслей и времени.
