Вот какому влиянию подвергался Амброз Мейрик, и, надо сказать, процесс "переплавки" шел успешно, ибо все, кто наблюдал за ним, отмечали это. Изменения в поведении мальчика расценили как отличный пример эффективности Системы: он долго отказывался подчиняться законам школы, упрямо подставляясь под ее жернова, которые пытались растереть его в порошок, и не скрывал своей ненависти к этому месту и к окружающим людям, а потом вдруг сдался, причем с радостью. Это было замечательно! Как и полагается, учителя обсудили между собой произошедшую с ним метаморфозу, а Хорбери похвастался, что он применил к Мейрику действенный метод убеждения, за что впоследствии снискал немало лавров.
Глава III
Несколько лет назад небольшая книга под называнием "Половинчатый праздник" привлекла к себе некоторое внимание в полусхоластических, полуконторских кругах. Все это происходило анонимно и заслужило скромный девиз Crambe bis cocta
[211]
. Последнюю сцену книги приписывали Чарлзу Палмеру, уже много лег преподававшему в Люптоне. Среди ею известных работ есть одна небольшая полезная брошюра, посвященная краткой истории Рима — от падения Республики до Romulus Augustulus
[212]
. "Половинчатый праздник" содержит забавный отрывок, в котором не сложно найти сходство между N., упомянутым в нем, и Амброзом Мейриком:
Даже самый умный педагог иногда обнаруживает, что он жил в придуманном дураком рас, что он был обманут тихой и постоянной нежностью, которая однажды способна ударить с дьявольской силой. Такое может случиться к с английским школьником. Много ерунды было написано о мальчиках людьми, в действительности знающих о них очень мало; недостатки характера, чувства, неуемные желания и болезненная сентиментальность, о которых говорили эти люди, чужды подросткам. Я могу поверить в смертельно опасную кошачью шалость Сталки и его друзей, но признаю, что инцидент с британским флагом оставляет меня холодным скептиком. Подобное восприятие не было свойственно английскому мальчику — во всяком случае такому, каким я его знал. Будучи простодушным, он не умел скрывать свои чувства, и, чтобы обнаружить и пресечь самые его сокровенные схемы и маневры, не понадобился бы талант Шерлока Холмса. Много грязи было вылито по поводу нашего английского плана, успешно осуществленного во французских школах, согласно которому мальчикам необходимо предоставлять относительную свободу.
Английский школьник находится практически под постоянным наблюдением сотен своих товарищей, тогда как во французской школе один несчастный служитель должен заботиться о целой орде мальчишек. В действительности, каждый школьник живет под неусыпным оком сторожевого пса, чья бдительность никогда не ослабляется. Мальчик не знает об этом. Он справедливо думает, что участвует в поддержании чести школы и соблюдении се традиций, и, общаясь с лентяями и бездельниками, возмущается, опасаясь того, что они способны дискредитировать так горячо любимое им место. Без сомнения, он абсолютно прав; и тем не менее помимо воли он выполняет работу учителя. Когда каждый думает об этом и об обязательной системе игр, предполагающей, что все ученики должны находиться в определенном месте и в определенное время, реплика о недостатке нашего наблюдения представляется мне просто фразой, не более. Не существует никакой известной человеческому разуму системы наблюдения, которая тщательно и поминутно следила бы за жизнью мальчика в английской частной закрытой школе.
Когда же, несмотря на то, что школа переполнена неоплаченными помощниками, тем не менее кому-то удается выйти из-под наблюдения, это естественно вызывает удивление. Я припоминаю лишь один такой случай и все еще поражаюсь той действительно адской способности, с помощью которой указанный мальчик жил двойной жизнью на глазах учителей и шести сотен школяров. N., назовем его так, не был в моей усадьбе, и я едва ли могу передать, с каким огромным интересом приехал понаблюдать за его успехами; было в нем что-то, что меня очень сильно интересовало. Возможно, его появление в школе.
N. ничем не выделялся среди других мальчиков. Он был темноволосым, смуглым, с мечтательными глазами и отсутствующим взглядом, и в течение первых лет своей школьной жизни проявил себя типичным бездельником. Конечно, такие мальчики весьма необычны в большой школе, но несколько подобных экземпляров имеется повсюду. Никто никогда не знает, чего от него ждать: он может написать удачную книгу, нарисовать великолепную картину или стать приспешником дьявола; как ни прискорбно, но, по-моему, последний вариант встречается наиболее часто.
Едва ли нужно говорить, что такие мальчики пользуются малым влиянием; это не тот тип, ради которого существует частная закрытая школа, помогающая ученику, ощущающему себя материей, попавшей в чуждую среду, распроститься со споим болезненным самоанализом. Конечно, он может оказаться и сокрушительным гением Если подобное когда-либо и случится, это будет большой неудачен; до сих нор и любом обществе меньшинство страдает из-за большинства, поэтому я всегда искренне мечтал управлять судьбой. На мой взгляд, о чем я уже говорил, особенный мальчик в девяти случаях из десяти оказывается не гением, а намного хуже обычного подростка; как правило, обнаруживается, что он — типичный подлец.
Итак, меня интересовал N. Я испытывал к нему жалость, поскольку его родители были мертвы и он относился к тем бедным школьникам, которые не имеют родного дома, а потому особо не ждут приближения каникул. Его упрямство удивило меня; в большинстве случаев к концу первого триместра давление общественного мнения приводит бездельника к ощущению ошибочности его прежнего поведения. По казалось, N. с помощью своего мечтательного сопротивления, которое все больше сердило нас, мог противостоять всем. Пе думаю, что он приятно проводил время. Его поведение в обществе напоминало поведение мудреца, попавшего на остров, населенный отвратительным деградирующим племенем дикарей, и вряд ли нужно пояснять, что другие мальчики старались заставить N. осознать чрезвычайную нелепость такого поведения. Он отличался острым умом, но трудно было принудить его играть в различные игры, а еще труднее — заставить играть в футбол. Казалось, N. пытался увидеть в нас что-то свое, а ученики и учителя не любили, когда с ними обращаются как с незначительными иллюзиями. И вдруг, весьма внезапно, N. полностью изменился. Я верю, что наставник, измученный до потери сознания, преподал мальчику серьезный урок; во всяком случае, перемена в нем была налицо.
За несколько дней до превращения N. мы обсудили на еженедельной встрече учителей вопрос о норке. Признаюсь, что сомневался в эффективности такого способа воспитания. Я уже забыл аргументы, которые тогда приводил, но помню, что был серьезно настроен принять сторону "Партии противников норки", как шутливо называл либералов директор. Несколько месяцев спустя, когда наставник N. заметил, что мальчик играет в футбол подобно молодому демону, а блеск в глазах N. напомнил мне о той позиции, которую я занял на встрече учителем, мне пришлось признать, что я был не прав. Конечно, в этом случае палка для норки оказалась воистину волшебном палочкой. Неисправимым бездельник превратился с ее помощью в одного из самых умелых и энергичных ребят во всей школе. Мне доставляло удовольствие' наблюдать за ним в играх, и я помню, насколько потрясающей по скорости и точности была его великолепная подача мяча.
