— Посторожишь, Сережа?
Сергей кивает. И наступает самое неприятное — для него. В другое бы время, без этого следа, какое удовольствие доставило бы ему побыть один на один с северной, холодной, светлой ночью. Клубились оттенки розового и лилового на западе, шумела река, разбивалась на камнях светлыми струями, стояли лиственницы, словно замершие в танце. Пищал, полз кто-то маленький во мху. Хорошо! Сколько их позади, дорог по тайге и по степи, экспедиционных костров и закатов!
Сергей должен был просторожить два часа и толкнуть Алешку. Тот через два часа толкнет Андронова. А через шесть часов они, будем считать, отдохнут и двинутся в лагерь. Народ моментально заснул, из чего Сергей сразу же сделал вывод, что устали мужики смертельно. И что очень ему доверяют. Сам он тоже с удовольствием заснул бы, если бы мог довериться тому, кто будет сидеть здесь с винтовкой и охранять, чтобы не подошел незаметно этот. В два с лишним метра и в шерсти.
Алеше Сергей не то чтобы не доверял. Но спать под его охраной, пока вокруг бродит эдакое, Серега все же не хотел. И это была первая причина, по которой Сергей никого не разбудил через положенные два часа.
Второй причиной была всегдашняя Серегина доброта: ну зачем будить людей, если он может дать им, усталым, поспать? Тем более, что от этого ему самому если и станет хуже, то ненамного.
А третьей причиной стал туман. Порывы ветра Сергей почувствовал очень быстро, сразу, как легли спать ребята. Порывы начинались мягко, легко опадали. Точнее было бы сказать: «появлялся ветер». Появлялся и скоро стихал, и даже когда был, то дул не сильно и не резко. Очень скоро он уже не стихал. Легкой ветерок все время веял с низовьев реки, порой нес какие-то туманные клочья, очень неприятного вида (особенно после этого следа, когда все воспринимается острее). Около полуночи, как раз когда было пора будить Алешу, с низовьев Коттуяха двинулась колышущаяся стена, гораздо выше всех здешних лиственниц. Щупальца тумана тянулись перед этой стеной. Их-то и обрывал, уносил ветер. И скоро Сергей оказался в грязно-белой, изжелта-серой клубящейся массе тумана. Пропали сопки, чахлые лиственницы у откосов и сами откосы. Исчезло дерево в пяти-шести метрах от спальников. Исчезла река, ее камни и перекаты, и даже плеск воды стал глуше.
Мгновенно отсырела куртка, капли влаги сконденсировались на волосах, стало промозгло и сыро. Туман плыл, шелестел, колыхался, не было видно почти ничего, и Сергей совсем не был уверен, что в такую погоду можно вообще идти куда-то.
И это была третья причина, по которой он развел огонь (до того боялся развести, чтобы не привлекать ничьего внимания) и сел сторожить до пяти утра, а будить никого не стал.
Около пяти часов утра из спальника выбрался Игорь и присел у костра.
— Сергей, ты что не разбудил Алешу?
— Ну, елки. Я что, не могу посидеть?
— Надо было разбудить.
— Ну ладно. Делов-то. А что, разве идти можно?
— Конечно, можно. Тропу недалеко видно. Река шумит, не потеряемся. В крайнем случае, свяжемся веревкой и пойдем.
Людей колотила дрожь — от недосыпа, от промозглой сырости, от напряжения. Голос невольно приглушали. Все двигались, подсознательно боясь быть замеченными, и оттого словно сутулились, вжимались в землю и поминутно озирались.
Задерживаться, чтобы поесть, не стали: были лепешки, были остатки ухи, консервы.
— Ну, мужики, вперед?
— Вперед!
Тропу не всегда было видно, и тогда сильно выручал Коттуях — даже если река уходила в сторону, шум слышался прекрасно, и направление держать было легко.
А туман плыл, искажая очертания, не давая возможности оценить расстояние. Все оставалось зыбким, непонятным. Сколько метров до камня? Пять? Шесть? Ну вот, приходится уже сворачивать. Кто-то большой движется рядом, бесшумно подкрадывается, наплывая, как в страшном сне, сзади. Нет, это плотный, серый клок тумана. Проплыл над самой землей, оставив на лицах особенно мокрые следы, — это же уже почти дождик, только переносимый ветром.
Что это?! Вот же он, который оставляет следы, с шагами в полтора метра. Вот сейчас он сделает шаг, сверкнут глаза… А! Это корявая лиственница, вернее, остаток дерева, всего метра два высотой, без вершины. И мох, свисающий с корявого ствола.
Услышать тоже ничего было нельзя. Все время сталкиваются друг с другом, трутся об одежду, лопаются вокруг мельчайшие шарики влаги. Все время тихий шорох, ухо привыкает к нему, к этому фону. Если кто-то тихо будет двигаться рядом, есть опасность, что звуки шагов утонут в этом беспрерывном фоне, что привыкший к нему человек не услышит уже и шагов. Тем более, везде стало влажно, и шаги прозвучат приглушенно.
Трудно найти ситуацию, в которой человек будет чувствовать себя беспомощнее. Отказывают зрение и слух, куда идти — непонятно, все чувства обманывают, даже посреди океана можно больше полагаться на себя.
Без остановки шли восемь часов. Туман был все такой же плотный, серый, все так же плыл, с таким же шорохом и звоном. Показывались вдруг вершины лиственниц, очертания стволов, и казалось — это мир плывет, движется куда-то сквозь неподвижный туман. Так сидящему в поезде порой кажется, что куда-то поехал вокзал.
Развести костер? А стоит ли? Обманывали себя, что не стоит, потому что мало времени, хочется быстрее в лагерь. Но еще они боялись. Посидели на мокрых камнях, в двух шагах от бешеной реки, поели всухомятку, запивая ледяной водой.
— А где Серега?!
— Вроде пошел к воде…
— Так нет же его нигде! Что, стрелять?!
— Погодите, Игорь. Вот же, видите, вроде он.
— А вроде и не он…
— Он, он!
В тумане появился Серега Будкин, из раскачивающегося, неопределенного силуэта мгновенно превратился в самого себя, только встревоженного, с испуганными глазами, не по характеру.
Сергей отошел метров на пять, смотря на воду, задумался, сделал несколько лишних шагов — и потерял друзей в тумане. Хорошо хоть, что была река — раз шел вниз по течению, то понятно, куда возвращаться. Хорошо, что все быстро решилось. А вообще-то, без реки и если б разошлись на полчаса, не спохватились бы среди открытой тундры, дело могло кончиться плачевно.
И снова движение в тумане — однообразное, сырое, серое и совсем без внешних ориентиров. Когда шли туда, были горы, конфигурация холмов, высота деревьев. Сейчас все это скрыл туман. И остается только идти и идти, не очень зная, где идешь, ориентируясь только по времени. Вроде бы уже скоро… Если, конечно, в тумане можно идти с такой же скоростью, как при ясном свете дня. А если нельзя, то и по времени трудно определиться, если сейчас идешь с иной скоростью, чем вчера.
Раздался вроде бы какой-то отдаленный лязг и скрежет. Показалось? Не похоже. Игорь автоматически заметил, в котором часу слышал звук, — в пятнадцать часов пятнадцать минут.
И снова вроде звякнуло вдали. Пятнадцать часов двадцать пять минут. И гремело несколько минут, до пятнадцати часов тридцати. Уже ясно — гремит то, что сделал человек. Если даже и работает техника, какой-нибудь трактор. Природа не умеет быть такой периодичной.
