Об этой поляне, где лежали скелеты животных, тоже рассказывают по-разному, порой довольно несуразно. Якобы туда часто забредали и погибали коровы; тогда туши животных стали вытаскивать крюками с поляны. Мясо животных становилось странного ярко-красного цвета, а причины смерти никто не брался объяснить.
Если на поляну забегали собаки, то они вскоре переставали есть, становились вялыми и скучными и скоро околевали. Спрашивается, почему так по-разному действовала поляна на собак и на коров? Ну, допустим, сначала животные сгорали, а потом отрицательная энергетика поляны уменьшилась и они стали просто умирать на поляне, не сгорая при этом. Такое еще можно объяснить. Но каким образом коровы умирали на месте, а собаки убегали и помирали не сразу? Удивительно…
Еще более удивительны приключения некого агронома из деревни Карамышево, B.C.Салягина. Он якобы проник в самый центр «поганого места», до самой ямы, заполненной водой, и обнаружил там скважину, уходящую куда-то в глубь Земли. B.C.Салягин опустил в эту яму грузик на нитке, отмотал, по одним данным, сто метров, по другим — триста, но так и не достал этим грузиком дна.
Обращаю внимание читателей — агроном побывал на поляне, даже дошел до ее центра, но почему-то не сгорел и вовсе не остался на поляне! Его мясо не приобрело странного ярко-красного цвета! Более того — агроном даже не потерял аппетит, не стал вялым и малоподвижным, не умер через короткое время. Он даже собрался организовать на гиблое место самодеятельную экспедицию, но вроде бы помешала война — экспедиция планировалась на самый конец июня 1941 года. А потом героический агроном погиб на фронте, и не нашлось ему достойного преемника.
Эта история про агронома настолько анекдотична, что ее просто не знаешь, чему и приписать. И таковы очень многие россказни, которые некому подтвердить. Похоже, что ловцы аномалий и уфологи сочиняют их сами — то ли чтобы сделалось интереснее, то ли чтобы пугать друг друга.
Особенности национального фольклора
Например, известие о том, что в Карамышево рождались двухголовые ребятишки, трехногие и пятиногие телята, никто не подтвердил. Конечно, если очень постараться, обязательно найдется активный дедок, который непременно вспомнит, как у соседки родилась дочка с тремя ногами и телка с двумя головами. Вспомнит просто из хорошего отношения к людям, которые приехали вон за сколько километров, да еще поставили деду выпивку! Правильные люди, обходительные, и если им очень надо, чтобы курочка бычка родила, — пожалуйста!
Самодеятельным собирателям сведений даже невдомек, что расспрашивать свидетелей тоже надо уметь. Что мало владеть одним языком и умело задавать вопросы. Что надо хорошо знать психологию собеседников и не только формально понимать, что они отвечают, но и понимать, почему они отвечают именно это, зачем им это надо и что стоит за их рассказами. Надо тонко чувствовать, насколько искренен собеседник, в какой степени он сотрудничает с вами и хочет ли он быть правдивым.
Совершенно замечательную историю рассказывает профессиональный охотник, шотландец Джон Хантер про то, как он показал пигмеям в Конго картинку, изображавшую арктического моржа.
«Самый маленький из охотников показал пальцем на картинку и заявил:
— Мне этот зверь прекрасно знаком, он живет в самой глубине леса и появляется только ночью. Он страшно злой и убивает людей своими огромными бивнями, после чего питается их мясом. Но если вы желаете, я его для вас поймаю.
Исследователи, которые проникали в глубину леса Итури, часто возвращаются оттуда, начиненные рассказами, услышанными от пигмеев о необычайных зверях: от динозавров до медведей-людоедов, которые якобы обитают в джунглях. Я подозреваю, что этих зверей в лесу Итури не больше, чем моржей… Определить, насколько правдивы рассказы местных жителей, — деликатная и трудная задача» [16, с. 132].
Это пример вранья совершенно бескорыстного, совершаемого в основном для того, чтобы поддержать коммуникацию. Городской исследователь, которому вешают лапшу на уши, приходит в неистовство, но ведь и сельский дед приходит в неменьшее неистовство от прагматизма горожанина, который никак не может понять: главное в жизни вовсе не какая-то там информация, а хорошие отношения людей. И в сравнении с этим число моржей в лесу Итури просто не имеет никакого значения!
А ведь есть еще и вранье, так сказать, с коммерческим уклоном. Вот горожанин предлагает деньги, и тут же из знакомого, друга, коллеги становится попросту источником финансов, и только. Он смотрит на дело совсем не так, но ведь жители глухих мест Сибири вовсе не спрашивают его, совместимы ли денежные дела и нормальные человеческие отношения. Они знают, что несовместимы, и поступают соответственно!
Есть не менее чудесная история у Л.Шапошниковой про то, как некий хорошо обеспеченный антрополог пришел к тода собирать их легенды: «Апарш раскрыл рот и произнес первую фразу: „Давно кода-то жил один человек. Звали его Понетан“. Но его перебили. Ему предложили по десять рупий за каждую легенду. Это сразу меняло дело. Легенды о богах и предках не буйволиное молоко. Никто еще их не продавал. Не стал этого делать и Апарш. Но десять рупий за рассказ не так уж плохо. Апарш начал рассказывать. Его природная фантазия хитро плела узор историй. Подбодренный вниманием соплеменников, он вдохновенно врал. Он рассказывал день, два, неделю, месяц. Антрополог старательно записывал слова рассказчика в тетрадь. Сидящие вокруг тода открывали рты, они никогда ничего подобного не слышали. Это было интереснее, чем в кино. Апарш наговорил на пятьсот рупий, он мог бы продолжать и дальше, но антрополог не мог задерживаться в Нилгири.
Угощение, которое устроил Апарш всему племени на эти деньги, помнят до сих пор» [17, с. 51].
Нужно учитывать, наконец, что одни и те же слова и даже самые элементарные понятия для вас и для собеседника могут иметь совершенно различный смысл. Информатор не обязательно лжет — он просто рассказывает так, как умеет, в своей собственной системе понятий.
— Между устьем Дешембы и «чертовым кладбищем» сколько километров?
— Двенадцать! — уверенно отвечает свидетель. «Двенадцать!» — высунув язык от напряжения, карандашиком пишет самопальный «исследователь». Ему, городскому парню, и в голову не приходит выяснить, а имеет ли вообще старик представление, что это такое — «километр»? Ведь дед провел всю свою жизнь в глухом лесу, на берегах таежных речек, и даже самая глухая деревня для него — это громкокипящий центр цивилизации. Ни пользоваться часами, ни знать чтото про километры деду никогда не было нужно. Что идти до «чертового кладбища» близко, дед знает, но ему очень трудно передать другому человеку, насколько это близко или далеко.
Такой пласт опыта, который почти невозможно передать словами, с помощью каких-то понятных всем единиц измерения, всегда есть у лесных жителей, особенно у пожилых, и его всегда принимают во внимание те, кто имел дело с этими людьми всерьез и долго. Тем более, об этой особенности прекрасно знают следователи и фольклористы — те, кому больше всех надо знать правду, и одну только правду.
