Причитая вполголоса по-итальянски, Труффо
опустился на колени возле мертвого Гоша.
— Летальное ранение в голову, —
доложил он. — Мгновенная смерть. Но это еще не все… Правый локоть
прострелен. И вот здесь, левое запястье. Всего три раны.
— Ищите лучше. Б-было четыре выстрела.
— Больше нет. Видимо, одна из пуль прошла
мимо. Хотя нет, постойте! Вот она — в правом колене!
— Я все расскажу, — пролепетала
Рената, содрогаясь от рыданий, — только уведите меня из этой ужасной комнаты!
Фандорин спрятал маленький револьвер в карман,
большой положил на стол.
— Что ж, идемте. Доктор, сообщите о
случившемся вахтенному начальнику, пусть выставит у двери часового. И
присоединяйтесь к нам. Кроме нас вести расследование больше некому.
— Какой злосчастный рейс! — ахал
Труффо, семеня по коридору. — Бедный «Левиафан»!
* * *
В «Виндзоре» расположились так: мадам Клебер
села за стол лицом к двери, остальные, не сговариваясь, разместились с противоположной
стороны. Лишь Фандорин занял стул рядом с убийцей.
— Господа, не смотрите на меня
так, — жалобно произнесла мадам Клебер. — Я убила его, но я ни в чем
не виновата. Я все-все вам расскажу, и вы увидите… Но ради Бога, дайте мне
воды.
Сердобольный японец налил ей лимонаду — после
завтрака со стола еще не убирали.
— Так что же произошло? — спросила
Кларисса.
— Translate everything she says, —
строго проинструктировала миссис Труффо вовремя вернувшегося мужа. —
Everything — word for word.
[32]
Доктор кивнул, вытирая платком вспотевшую от
быстрой ходьбы лысину.
— Ничего не бойтесь, сударыня. Говорите
всю правду, — подбодрил Ренату сэр Реджинальд. — Этот господин не
джентльмен, он не умеет обращаться с дамами, но я гарантирую вам самое
уважительное отношение.
Эти слова сопровождались взглядом в сторону
Фандорина — взглядом, исполненным такой жгучей ненависти, что Кларисса обмерла.
Что такое могло произойти между Эрастом и Милфорд-Стоуксом со вчерашнего дня?
Откуда эта враждебность?
— Спасибо, милый Реджинальд, —
всхлипнула Рената.
Она долго пила лимонад, шмыгая носом и
подвывая. Потом обвела своих визави умоляющим взглядом и начала:
— Гош никакой не блюститель закона! Он
преступник, сумасшедший! Тут все посходили с ума из-за этого мерзкого платка!
Даже комиссар полиции!
— Вы сказали, что хотите сделать ему
какое-то признание, — неприязненно напомнила Кларисса. — Какое?
— Да, я утаила одно обстоятельство…
Существенное обстоятельство. Я непременно во всем призналась бы, но сначала я
хотела уличить комиссара.
— Уличить? Но в чем? — участливо
спросил сэр Реджинальд.
Мадам Клебер перестала плакать и торжественно
объявила:
— Ренье не покончил с собой. Его убил
комиссар Гош! — И, видя, как потрясены слушатели этим сообщением,
зачастила. — Это же очевидно! Попробуйте с разбегу разбить себе голову об
угол в комнатке размером в шесть квадратных метров! Это просто невозможно. Если
б Шарль решил убить себя, он снял бы галстук, привязал его к вентиляционной
решетке и спрыгнул бы со стула. Нет, его убил Гош! Ударил по голове чем-нибудь
тяжелым, а потом инсценировал самоубийство — уже мертвого ударил головой об
угол.
— Но зачем комиссару понадобилось убивать
Ренье? — скептически покачала головой Кларисса. Мадам Клебер несла явную
галиматью.
— Я же говорю, он совсем свихнулся от
жадности! Во всем виноват платок! То ли Гош разозлился на Шарля за то, что тот
сжег платок, то ли не поверил ему — не знаю. Но Гош убил его, это ясно. И когда
я прямо, в глаза заявила об этом комиссару, он и не подумал отпираться. Он
выхватил свой пистолет, принялся размахивать им, угрожать. Говорил, что если я
не буду держать язык за зубами, то отправлюсь вслед за Ренье… — Рената
снова захлюпала носом, и — о чудо из чудес! — баронет протянул ей свой
платок.
Что за таинственное превращение, ведь он
всегда сторонился Ренаты?
— …Ну вот, а потом он положил пистолет на
стол и стал трясти меня за плечи. Мне было так страшно, так страшно! Я сама не
помню, как оттолкнула его и схватила со стола оружие. Это было ужасно! Я бегала
от него вокруг стола, а он за мной гонялся. Я оборачивалась и жала на крючок не
помню, сколько раз. Наконец, он упал… А потом вошел господин Фандорин.
И Рената разрыдалась в голос. Милфорд-Стоукс
осторожно гладил ее по плечу — словно дотрагивался до гремучей змеи.
В тишине раздался гулкие хлопки. От
неожиданности Кларисса вздрогнула.
— Браво! — Фандорин насмешливо
улыбался и хлопал в ладоши. — Б-браво, мадам Клебер. Вы великая актриса.
— Как вы смеете! — захлебнулся от
возмущения сэр Реджинальд, но Эраст остановил его жестом.
— Сядьте и слушайте. Я расскажу вам, как
было дело. — Фандорин был абсолютно спокоен и, кажется, ничуть не
сомневался в своей правоте. — Мадам Клебер не т-только выдающаяся актриса,
но вообще особа незаурядная и талантливая — во всех отношениях. С размахом, с фантазией.
К сожалению, главное ее дарование лежит в сфере криминальной. Вы соучастница
целой череды убийств, мадам. Точнее, не соучастница, а вдохновительница,
г-главное действующее лицо. Это Ренье был вашим соучастником.
— Ну вот, — жалобно воззвала Рената
к сэру Реджинальду. — И этот свихнулся. А был такой тихий, спокойный.
— Самое п-поразительное в вас —
нечеловеческая быстрота реакции, — как ни в чем не бывало продолжил
Эраст. — Вы никогда не защищаетесь — вы наносите удар п-первой, госпожа
Санфон. Ведь вы позволите называть вас настоящим именем?
— Санфон?! Мари Санфон?! Та
самая!? — воскликнул доктор Труффо.
Кларисса поймала себя на том, что сидит с
открытым ртом, а Милфорд-Стоукс поспешно отдернул руку от ренатиного плеча.
Сама же Рената смотрела на Фандорина с состраданием.
