Эраст открыл почти сразу. Он был в синем
венгерском халате со шнурами, в широком вырезе белела сорочка.
— Мне нужно с вами поговорить, —
безапелляционно заявила Кларисса, даже забыв поздороваться.
— Д-добрый вечер, мисс Стамп, —
быстро сказал он. — Что-нибудь случилось?
И, не дождавшись ответа, попросил:
— Прошу вас минуту обождать. Я
п-переоденусь.
Впустил он ее, уже одетый в сюртук, с
безупречно повязанным галстуком. Жестом пригласил садиться.
Кларисса села и, глядя ему в глаза, произнесла
следующее:
— Только не перебивайте меня. Если я
собьюсь, это будет еще ужасней… Я знаю, я намного старше вас. Сколько вам лет?
Двадцать пять? Меньше? Неважно. Я ведь не прошу вас жениться на мне. Но вы мне
нравитесь. Я в вас влюблена. Все мое воспитание было направлено на то, чтобы
никогда и ни при каких обстоятельствах не говорить мужчине этих слов, но мне
сейчас все равно. Я не хочу больше терять времени. Я и так потратила впустую
лучшие годы жизни. Я увядаю, так и не познав цветения. Если я вам хоть немного
нравлюсь, скажите мне об этом. Если нет — тоже скажите. После того стыда,
который я пережила, вряд ли мне может быть намного горше. И знайте: мое
парижское… приключение было кошмаром, но я о нем не жалею. Лучше кошмар, чем та
сонная одурь, в которой я провела всю свою жизнь. Ну же, отвечайте мне, не
молчите!
Господи, неужели она могла сказать такое
вслух? Пожалуй, тут есть чем гордиться.
В первый миг Фандорин опешил, даже
неромантично захлопал длинными ресницами. Потом заговорил — медленно, заикаясь
гораздо больше обычного:
— Мисс Стамп… К-кларисса… Вы мне
нравитесь. Очень нравитесь. Я в-восхищаюсь вами. И з-завидую.
— Завидуете? Но чему? — поразилась
она.
— Вашей смелости. Т-тому, что вы не
б-боитесь получить отказ и п-показаться смешной. З-знаете, я ведь в сущности
очень робкий и неуверенный в себе человек.
— Вы? — еще больше изумилась
Кларисса.
— Да. Я очень б-боюсь двух вещей: попасть
в смешное или нелепое п-положение и… ослабить свою оборону.
Нет, она решительно его не понимала.
— Какую оборону?
— Видите ли, я рано узнал, что т-такое
утрата, и сильно испугался — наверно, на всю жизнь. Пока я один, моя оборона
против судьбы к-крепка, я ничего и никого не б-боюсь. Человеку моего склада
лучше всего быть одному.
— Я уже сказала вам, мистер
Фандорин, — строго ответила на это Кларисса, — что вовсе не претендую
ни на место в вашей жизни, ни даже на место в вашем сердце. И тем более не
покушаюсь на вашу «оборону».
Она замолчала, потому что все слова уже были
сказаны.
И надо же было случиться, чтобы в эту самую
секунду в дверь забарабанили. Из коридора донесся возбужденный голос
Милфорд-Стоукса:
— Мистер Фандорин, сэр! Вы не спите?
Откройте! Скорей! Тут заговор!
— Оставайтесь здесь, — шепнул
Эраст. — Я скоро вернусь.
Он вышел в коридор. Кларисса услышала
приглушенные голоса, но слов разобрать не могла.
Минут через пять Фандорин вернулся. Он вынул
из выдвижного ящика и сунул в карман какой-то маленький, но тяжелый предмет,
зачем-то захватил элегантную трость и озабоченно сказал:
— Немного побудьте здесь и возвращайтесь
к себе. Кажется, дело идет к финалу.
Так вот какой финал он имел в виду… Потом, уже
вернувшись в свою каюту, Кларисса слышала, как по коридору грохотали шаги,
звучали взволнованные голоса, но ей, конечно, и в голову не могло придти, что
над самыми мачтами гордого «Левиафана» витала смерть.
* * *
— В чем хочет признаться мадам
Клебер? — нервно спросил доктор Труффо. — Мсье Фандорин, объясните
нам, что происходит. Она-то здесь причем?
Но Фандорин молчал и только хмурился все
тревожней.
Покачиваясь под мерным натиском бортовой
волны, «Левиафан» на всех парах шел на север, рассекая мутные после шторма воды
Полкского пролива. Вдали зеленела полоса цейлонского берега. Утро было
пасмурным, но душным. Через открытые окна наветренной стороны салон время от
времени обдавало жарким, гниловатым воздухом, но поток не находил выхода и
обессиленно сникал, едва шевельнув шторы.
— Кажется, я д-допустил ошибку, —
пробормотал Эраст, сделав шаг к двери. — Я все время на шаг, на полшага
отстаю от…
Когда грянул первый выстрел, Кларисса не
поняла, что это такое треск и треск. Мало ли что может трещать на корабле,
плывущем по неспокойному морю? Но сразу же треснуло еще раз.
— Стреляют из револьвера! —
воскликнул сэр Реджинальд. — Но где?
— Это в каюте комиссара! — быстро
сказал Фандорин и бросился к двери.
Все ринулись следом.
Грохнуло в третий раз, а когда до каюты Гоша
оставалось каких-нибудь двадцать шагов — и в четвертый.
— Оставайтесь здесь! — крикнул
Эраст, не оборачиваясь, и выхватил из заднего кармана маленький револьвер.
Остальные замедлили шаг, но Клариссе было
совсем нестрашно, она не собиралась отставать от Эраста.
Он толкнул дверь каюты и выставил вперед руку
с револьвером. Кларисса приподнялась на цыпочки и заглянула ему через плечо.
Опрокинутый стул — вот первое, что она
заметила. Затем увидела комиссара Гоша. Он лежал навзничь по ту сторону
круглого полированного стола, занимавшего центральную часть комнаты. Кларисса
изогнула шею, чтобы получше рассмотреть лежащего, и передернулась: лицо Гоша
было чудовищно искажено, а посреди лба пузырилась темная кровь, двумя струйками
стекая на пол.
В противоположном углу вжалась в стену Рената
Клебер. Она была смертельно бледна, истерически всхлипывала, зубы выбивали
дробь. В руке у нее подрагивал большой черный револьвер с дымящимся дулом.
— А-а! У-у! — взвыла мадам Клебер и
трясущимся пальцем показала на мертвое тело. — Я… я убила его!
— Я догадался, — сухо произнес
Фандорин.
Не отводя наставленного револьвера, он быстро
приблизился и ловким движением выхватил у швейцарки оружие. Она и не думала
сопротивляться.
— Доктор Труффо! — крикнул Эраст,
следя за каждым движением Ренаты. — Идите сюда!
Коротышка врач с боязливым любопытством
заглянул в затянутую пороховым дымом каюту.
— Осмотрите тело, — сказал Фандорин.
