— Кому, может, и смешная. — Гош
укоризненно вздохнул и вдруг подмигнул Клариссе, что уже переходило все
пределы. — Однажды честные бюргеры городка пришли в неописуемое волнение.
Один крестьянин по фамилии Мебиус, слывший в Феттбурге бездельником и тупицей,
похвастался, что накануне продал свою землю, узкую полосу каменистой пустоши,
одной важной даме, которая назвалась графиней де Санфон. За 30 акров бесплодной
земли, где даже чертополох не рос, дура-графиня отвалила 3000 франков. Но в
городском муниципалитете имелись люди поумнее Мебиуса, и им эта история
показалась подозрительной. Зачем графине 30 акров камней и песка? Что-то здесь
нечисто. На всякий случай отрядили в Цюрих самого шустрого из горожан, и тот
выяснил, что графиня де Санфон — особа известная. Живет широко и весело, а что
самое интересное — частенько появляется в обществе господина Гольдзильбера,
директора Государственной железнодорожной компании. Поговаривали, что у
господина директора с графиней интрижка. Тут-то бюргеры и сообразили, что к
чему. А надо сказать, что городишко Феттбург давно мечтал обзавестись
собственной железнодорожной веткой, чтоб дешевле было шоколад и окорока
вывозить. Пустошь, приобретенная веселой графиней, как раз тянулась от
ближайшей железнодорожной станции до леса, где начинались общинные земли. Отцам
города все стало ясно: графиня узнала от своего любовника о готовящемся
строительстве, купила ключевой участок и собирается здорово нагреть руки. И в
бюргерских головах возник ошеломительно дерзкий план. К графине отрядили
депутацию, которая стала уговаривать ее сиятельство уступить землю славному
городу Феттбургу. Красотка сначала артачилась, утверждала, что ни о какой
железнодорожной ветке ведать не ведает, но когда бургомистр тонко намекнул, что
дело пахнет сговором ее сиятельства с его превосходительством господином
директором, а это дело подсудное, слабая женщина всхлипнула и согласилась.
Пустошь разбили на тридцать одноакровых участков и продали горожанам на
аукционе. Феттбургцы чуть не передрались между собой, цена за отдельные участки
доходила до 15 тысяч. Всего же графине досталось… — Комиссар провел
пальцем по строчке. — Без малого 280 тысяч франков.
Мадам Клебер прыснула и показала Гошу жестом:
молчу-молчу, продолжайте.
— Шли недели, месяцы, а строительство все
не начиналось. Горожане послали запрос в правительство — им ответили, что в
ближайшие пятнадцать лет вести к Феттбургу ветку не планируется… Они в полицию:
так, мол, и так, грабеж среди бела дня. Полиция выслушала пострадавших
сочувственно, но помочь ничем не смогла: ведь госпожа Санфон сама говорила, что
о железной дороге ничего не знает, и продавать землю не хотела. Оформлено все
по закону, не подкопаешься. Ну, а то, что она назвалась графиней, это, конечно,
некрасиво, но, увы, уголовно ненаказуемо.
— Ловко! — засмеялся Ренье. —
Действительно, не подкопаешься.
— Это еще что. — Комиссар листал
бумажки дальше. — Есть история и вовсе фантастическая. Место действия —
американский Дикий Запад, год 1873-ий. В Калифорнию, на золотые прииски,
приехала всемирно известная некромантка и Великая Драконесса Мальтийской Ложи
мисс Клеопатра Франкенштейн, по паспорту же Мэри Сэнфон. Она объявила
старателям, что в эти дикие места ее привел голос Заратустры, повелевшего своей
верной служительнице поставить в городке Голден-Наггет великий эксперимент.
Именно на этой широте и долготе энергия космоса сконцентрирована таким
уникальным образом, что в звездную ночь, при помощи некоторых каббалистических
формул возможно воскресить того, кто уже пересек Великую Черту между Царством
Живых и Царством Мертвых. И сделает Клеопатра это чудо нынче же ночью, в
присутствии публики и совершенно бесплатно, потому что она не какая-нибудь
циркачка, а медиум Высших Сфер. И что вы думаете? — Гош подержал эффектную
паузу. — На глазах у пятисот бородатых зрителей Драконесса поколдовала над
курганом Красного Койота, легендарного индейского вождя, умершего сто лет назад,
и вдруг земля зашевелилась, можно сказать, разверзлась, и из-под кочки вылез
индейский воин в перьях, с томагавком, с раскрашенной физиономией. Зрители
задрожали, а Клеопатра, вся во власти мистического транса, возопила: «Я
чувствую в себе силу Космоса! Где тут у вас городское кладбище? Сейчас я оживлю
всех, кто там лежит!». Тут в статье написано, — пояснил
полицейский, — что кладбище Голден-Наггета было весьма обширным, потому
что на приисках каждый день кого-нибудь непременно отправляли на тот свет. Могил,
кажется, было даже больше, чем живых обитателей городка. Когда старатели
представили, что начнется, если все забияки, пьяницы и висельники вдруг полезут
из могил, среди зрителей началась паника. Положение спас мировой судья. Он
вышел вперед и очень вежливо спросил у Драконессы, не согласится ли она
прекратить сей великий эксперимент, если жители городка преподнесут ей полную
сумку золотого песка в качестве скромного пожертвования на нужды оккультной
науки.
— Ну и как, согласилась? —
расхохотался лейтенант.
— Да. За две сумки.
— А что индейский вождь? — спросил
Фандорин, улыбаясь. Славная у него улыбка, только уж больно мальчишеская,
подумала Кларисса. Нет, дорогая мисс, выкиньте из головы. Как говорят в
Суффолке, хорош пирожок, да не про твой роток.
— Индейского вождя Клеопатра Франкенштейн
забрала с собой, — с серьезным видом ответил Гош. — Для научных
исследований. Говорят, его потом прирезали по пьянке в денверском борделе.
— Д-действительно интересная особа эта
Мари Санфон, — задумчиво произнес Фандорин. — Расскажите-ка про нее
еще. От всех этих ловких мошенничеств до хладнокровного массового убийства
изрядная д-дистанция.
— Oh, please, it's more than
enough, — запротестовала миссис Труффо и обратилась к мужу. — My
darling, it must be awfully tiresome for you to translate all this nonsense.
[12]
— А вас, мадам, никто на заставляет тут
сидеть, — обиделся комиссар на «нонсенс».
Миссис Труффо возмущенно похлопала глазами,
однако уйти и не подумала.
— Мсье казак прав, — признал
Гош. — Подыщу-ка я примерчик позлее.
Мадам Клебер прыснула, взглянув на Фандорина,
да и Кларисса при всей своей нервозности не могла сдержать улыбки — до того
мало был похож дипломат на дикого сына степей.
