— Так рассказать про Мари Санфон? —
с фальшивым добродушием спросил комиссар.
— Да-да! Непременно! — зашумели все.
Одна только Кларисса молчала, зная, что
разговор затеян неспроста и посвящается исключительно ей. Да Гош этого и не
скрывал.
Он аппетитно причмокнул и достал трубку, не
спрашивая позволения у дам.
— Начну по порядку. Жила-была в
бельгийском городе Брюгге маленькая девочка, звали ее Мари. Родители девочки
были добропорядочными горожанами, ходили в церковь и души не чаяли в своей
златокудрой малютке. Когда Мари шел шестой год, родился у нее маленький братик,
будущий наследник пивоваренного заводика «Санфон и Санфон». Счастливая семья
зажила еще счастливее, а потом вдруг произошло несчастье. Младенец, которому
едва исполнился месяц, выпал из окна и расшибся насмерть. Взрослых дома не было
— только дети и их нянька. Но нянька на полчаса отлучилась на свидание к своему
дружку-пожарному, и как раз во время ее недолгого отсутствия в дом ворвался
незнакомец в черном плаще и черной шляпе. Маленькая Мари успела спрятаться под
кровать, а ее крошку-брата черный человек выхватил из колыбельки и выбросил в
окно. Сам же немедленно скрылся.
— Какие ужасы вы рассказываете! —
жалобно воскликнула мадам Клебер, хватаясь за живот.
— Это еще цветочки, — махнул трубкой
Гош. — Ягодки впереди. О страшном «черном дяде» папе и маме рассказала
чудом спасшаяся Мари. В поисках злодея перевернули вверх дном всю округу и
сгоряча даже арестовали местного раввина, тем более что бедняга всегда ходил в
черном. Но Санфону-старшему не давала покоя одна странная деталь: зачем
преступник придвинул к окну табуретку?
— О господи! — ахнула Кларисса,
хватаясь за сердце. — Неужели…?
— Вы невероятно проницательны,
мадемуазель Стамп, — усмехнулся комиссар. — Да, малютка Мари сама
выкинула из окна своего братишку.
— How terrible! — сочла нужным
ужаснуться миссис Труффо. — But why?
[11]
— Девочке не понравилось, что все носятся
с малышом, а про нее совсем забыли. Она думала, что, избавившись от братика,
снова станет у мамы и папы самой любимой, — невозмутимо пояснил
Гош. — Но это был первый и последний раз, когда Мари Санфон оставила улику
и была разоблачена. Милое дитя еще не научилось заметать следы.
— И что же сделали с малолетней
преступницей? — спросил лейтенант Ренье, явно потрясенный
услышанным. — Ведь не под суд же ее было отдавать?
— Нет, под суд ее не отдали. —
Комиссар лукаво улыбнулся Клариссе. — Однако мать, не выдержав удара,
помутилась рассудком и была помещена в сумасшедший дом. А мсье Санфон не мог
видеть свою дочурку, виновницу обрушившихся на семью несчастий, и отдал ее на
воспитание в обитель серых сестер-винсентианок. Там девочка и воспитывалась.
Была первой во всем — и в учебе, и в богоугодных делах. А больше всего,
говорят, любила читать книжки. Послушнице было семнадцать лет, когда в обители
приключился пренеприятный скандал. — Гош заглянул в папку и кивнул. —
Вот у меня тут записано. 17 июля 1866 года. У серых сестер гостил сам
архиепископ Брюссельский, и надо же было случиться, чтобы у почтенного прелата
из спальни исчез древний архиепископский перстень с огромным аметистом, по
преданию принадлежавшим самому Людовику Святому. А накануне монсеньер как раз
вызвал к себе в покои для беседы двух лучших послушниц, нашу Мари и одну
арлезианку. Подозрение, разумеется, пало на девушек. Настоятельница устроила
обыск и нашла под матрасом у арлезианки бархатный футляр от перстня. Воровка
впала в оцепенение, на вопросы не отвечала и была препровождена в карцер. Когда
час спустя прибыла полиция, допросить преступницу неудалось — она удавилась
пояском своего облачения.
— Это все подстроила мерзкая Мари Санфон,
я догадался! — взорвался Милфорд-Стоукс. — Скверная история,
скверная!
— Этого доподлинно никто не знает, только
перстень так и не нашелся, — развел руками комиссар. — А два дня
спустя Мари пришла к настоятельнице в слезах, сказала, что на нее все косо
смотрят, и попросила отпустить ее из обители. Мать-настоятельница, и сама
странным образом охладевшая к своей былой любимице, удерживать ее не стала.
— Надо было ее, голубушку, у ворот
обыскать, — с сожалением произнес мистер Труффо. — Глядишь, аметист и
отыскался бы где-нибудь под юбчонкой.
Когда он перевел свои слова супруге, та
пихнула его острым локтем в бок, видимо, сочтя замечание неприличным.
— То ли не обыскивали, то ли обыскивали,
но не нашли — не знаю. А только уехала Мари из обители не куда-нибудь, а в
город Антверпен, который, как известно, считается мировой столицей драгоценных
камней. Там вчерашняя монашка внезапно разбогатела и с тех пор жила
исключительно на широкую ногу. Иногда, бывало, оставалась на бобах, но
ненадолго — острый ум, блестящие актерские способности и отсутствие каких бы то
ни было моральных устоев (тут комиссар назидательно повысил голос и даже сделал
паузу) помогали ей добывать средства для шикарного существования. Полиция
Бельгии, Франции, Англии, Соединенных Штатов, Бразилии, Италии и еще десятка стран
многократно задерживала Мари Санфон по подозрению в самых разных преступлениях,
но обвинение ей так ни разу и не предъявили: то прицепиться было не к чему, то
улик не хватало. Вот, если угодно, я расскажу вам пару эпизодов из ее
послужного списка. Вам не скучно, мадемуазель Стамп?
Кларисса не ответила, сочла ниже своего
достоинства. Но на душе было тревожно.
— 1870 год, — объявил Гош, снова
заглянув в папку. — Маленький, но богатенький городок Феттбург в немецкой
Швейцарии. Шоколадная и ветчинная промышленность. На четыре тысячи жителей
восемь с половиной тысяч свиней. Край жирных идиотов — пардон, мадам Клебер, я
не хотел обидеть вашу родину, — поздновато спохватился полицейский.
— Ничего, — небрежно дернула плечом
мадам Клебер. — Я из французской Швейцарии. А в той части, где Феттбург, и
вправду, живут одни остолопы. Я, кажется, слышала эту историю, она смешная. Но
ничего, рассказывайте.
