— Мсье Гош, миленький, нельзя ли хоть
меня избавить от этого кошмара? Я боюсь сидеть за одним столом с убийцей. А
вдруг он подсыпет мне яду? У меня теперь кусок в горло не полезет. Ведь мне опасно
волноваться. Я никому-никому не скажу, честное слово!
— Сожалею, мадам Клебер, — сухо
ответил сыщик, — но никаких исключений не будет. У меня есть основания
подозревать каждого из присутствующих, и не в последнюю очередь вас.
Рената со слабым стоном откинулась на спинку
стула, а лейтенант Ренье сердито топнул ногой:
— Что вы себе позволяете, мсье…
следователь по особо важным делам! Я немедленно доложу обо всем капитану
Клиффу!
— Валяйте, — равнодушно сказал
Гош. — Но не сейчас, а чуть позже. Я еще не закончил свою маленькую речь.
Итак, я пока не знаю точно, кто из вас мой клиент, хотя близок, очень близок к
цели.
Рената ждала, что вслед за этими словами
последует красноречивый взгляд, и вся подалась вперед, но нет, полицейский
смотрел на свою дурацкую трубку. Скорее всего врал — никого у него на примете
нет.
— Вы подозреваете женщину, это же
очевидно! — нервно всплеснула руками мисс Стамп. — Иначе к чему
носить с собой заметку про какую-то Мари Санфон? Кто такая эта Мари Санфон? Да
кто бы она ни была! Какая глупость подозревать женщину! Разве способна женщина
на такое зверство?
Миссис Труффо порывисто поднялась, кажется,
готовая немедленно встать под знамя женской солидарности.
— Про мадемуазель Санфон мы поговорим
как-нибудь в другой раз, — ответил сыщик, смерив Клариссу Стамп загадочным
взглядом. — А заметок этих у меня тут полным-полно, и в каждой своя
версия. — Он открыл черную папку и пошелестел вырезками. Их и в самом деле
был не один десяток. — И все, дамы и господа, попрошу меня больше не
перебивать! — Голос полицейского стал железным. — Да, среди нас
опасный преступник. Возможно, психопатического склада. (Рената заметила, как
профессор потихонечку отодвигается вместе со стулом от сэра Реджинальда.)
Поэтому прошу всех соблюдать осторожность. Если заметите нечто необычное, даже
какую-нибудь мелочь, — сразу ко мне. Ну, а лучше всего будет, если убийца
чистосердечно покается, деваться-то все равно некуда. Вот теперь у меня все.
Миссис Труффо по-ученически вскинула руку:
— In fact, I have seen something
extraordinary only yesterday! A charcoal-black face, definitely inhuman, looked
at me from the outside while I was in our cabin. I was so scared!
[4]
— Она обернулась к своему благоверному и ткнула его локтем. — I told you,
but you paid no attention?
[5]
— Ой, — встрепенулась Рената, —
а у меня вчера из туалетного набора пропало зеркальце в настоящей черепаховой
оправе.
Мсье Псих, кажется, тоже хотел что-то
сообщить, но не успел — комиссар сердито захлопнул папку:
— Не надо делать из меня идиота! Я —
старая ищейка! Гюстава Гоша со следа не собьешь! Понадобится — ссажу на берег
всю честную компанию, и будем разбираться с каждым в отдельности! Десять душ
загублено, это вам не шутки! Думайте, дамы и господа, думайте!
Он вышел из салона и громко стукнул дверью.
— Господа, мне что-то нехорошо, —
слабым голосом произнесла Рената. — Пойду к себе.
— Я провожу вас, мадам Клебер, —
немедленно подскочил к ней Шарль Ренье. — Это просто неслыханно! Какая
наглость!
Рената отстранила его:
— Спасибо, не нужно. Я дойду сама.
Она неверной походкой пересекла помещение, у
двери на миг оперлась о стену. В коридоре, где никого не было, ее шаг
убыстрился. Рената открыла свою каюту, вынула из-под дивана саквояж и сунула
подрагивающую руку под шелковую обшивку. Лицо ее было бледным, но решительным.
Пальцы в два счета нащупали металлическую коробочку.
В коробочке, холодно поблескивая стеклом и
сталью, лежал шприц.
Кларисса Стамп
Неприятности начались прямо с утра. В зеркале
Кларисса явственно разглядела две новые морщинки — едва заметными лучиками они
пролегли от уголков глаз к вискам. Это все солнце. Оно здесь такое яркое, что
ни зонтик, ни шляпа не спасают. Кларисса долго рассматривала себя в
безжалостной полированной поверхности, натягивала пальцами кожу, надеялась,
может, это со сна и разгладится. Дорассматривалась: извернула шею так, что
увидела за ухом седой волосок. Тут уж стало совсем грустно. Может быть, тоже
солнце? Волосы выгорают? Нет, мисс Стамп, не обманывайте себя. Как сказал поэт,
И белое дыханье ноября
обдало скорбью, косы серебря.
Привела себя в порядок тщательней обычного.
Седой волосок безжалостно выдернула. Глупо, конечно. Кажется, у Джона Донна
сказано, что секрет женского счастья — умение вовремя перейти из одного
возраста в другой, а возрастов у женщины три: дочь, жена и мать. Но как перейти
из второго статуса в третий, если никогда не была замужем?
Лучшее средство от подобных мыслей — прогулка
на свежем воздухе, и Кларисса отправилась пройтись по палубе. При всей своей
необъятности «Левиафан» давно уже был измерен ровными, неспешными шагами — во
всяком случае, верхняя его палуба, предназначенная для пассажиров первого
класса. По периметру триста пятьдесят пять шагов. Семь с половиной минут, если
не любоваться морем и не болтать со знакомыми.
По раннему времени знакомых на палубе не было,
и Кларисса беспрепятственно прошлась вдоль правого борта до самой кормы.
Пароход плавно взрезал бурую поверхность Красного моря, от мощного винта к
горизонту тянулась ленивая седая борозда. Ох, жарко.
Кларисса с завистью понаблюдала за матросами,
которые драили медные бляшки перил ярусом ниже. Хорошо им в одних холщовых
штанах — ни лифа, ни панталон, ни чулок на тугих подвязках, ни длинного платья.
Поневоле позавидуешь дикому мистеру Аоно, который расхаживает себе по кораблю в
своем японском шлафроке, и никого это не удивляет — азиат.
Она представила, что лежит в полотняном
шезлонге совершенно без всего. Нет, пусть в легкой тунике, как древняя
гречанка. И ничего особенного. Лет через сто, когда человечество окончательно
избавится от предрассудков, это будет в порядке вещей.
