— Сразу видно, дорогой доктор, что вы не
путешествовали по Востоку! — белозубо улыбнулся Ренье. — На любом
индийском базаре факир покажет вам такие чудеса месмерического искусства, что у
самого отчаянного скептика глаза на лоб полезут. Да что говорить о фокусах! Раз
в Кандагаре я наблюдал публичную экзекуцию. По мусульманскому закону воровство
карается отсечением правой руки. Процедура эта до того болезненна, что
подвергнутые ей часто умирают от болевого шока. На сей раз в краже был уличен
сущий ребенок. Поскольку пойман он был уже вторично, суду деваться было некуда,
пришлось приговорить вора к установленному шариатом наказанию. Но судья был
человек милосердный и велел позвать дервиша, известного своими чудодейственными
способностями. Дервиш взял приговоренного за виски, посмотрел ему в глаза,
пошептал что-то — и мальчишка успокоился, перестал трястись. На его лице
появилась странная улыбка, которая не исчезла даже в тот миг, когда секира
палача отрубила руку по самый локоть! И я видел это собственными глазами,
клянусь вам.
Рената рассердилась:
— Фу, какая гадость! Ну вас, Шарль, с
вашим Востоком. Мне сейчас дурно станет!
— Простите, мадам Клебер, —
всполошился лейтенант. — Я всего лишь хотел доказать, что по сравнению с этим
какие-то там уколы — сущий пустяк.
— Опять-таки позволю себе с вами не
согласиться… — Упрямый доктор приготовился отстаивать свою точку зрения,
но в этот миг дверь салона открылась, и вошел не то рантье, не то полицейский —
одним словом, мсье Гош.
Все обернулись к нему в некотором смущении,
словно застигнутые за не вполне приличным занятием.
Гош пробежал зорким взглядом по лицам, увидел
злополучную вырезку в руках дипломата и помрачнел.
— Вот она где… Этого-то я и боялся.
Рената подошла к сивоусому дедуле, недоверчиво
оглядела с головы до ног его массивную фигуру и выпалила:
— Мсье Гош, неужто вы полицейский?
— Тот самый комиссар Гош, к-который вел
расследование «Преступления века»? — уточнил вопрос Фандорин (вот как его
зовут, русского дипломата, вспомнила Рената). — Чем тогда объяснить ваш
маскарад и вообще ваше п-присутствие на борту?
Гош немного посопел, пошевелил бровями, полез
за трубкой. Видно было, что вовсю ворочает мозгами, решает, как быть.
— Сядьте-ка, дамы и господа, —
необычайно внушительно пробасил Гош и поворотом ключа запер за собой
дверь. — Раз уж так вышло, будем играть в открытую. Рассаживайтесь,
рассаживайтесь, а то не ровен час под кем-нибудь ноги подкосятся.
— Что за шутки, мсье Гош? —
недовольно произнес лейтенант. — По какому праву вы здесь командуете, да
еще в присутствии первого помощника капитана?
— А про это вам, молодой человек, сам
капитан объяснит, — неприязненно покосился на него Гош. — Он в курсе
дела.
Ренье сник и вслед за остальными снова уселся
к столу.
Говорливый и добродушный ворчун, каковым
Рената привыкла считать парижского рантье, вел себя как-то по-новому. В
развороте плеч появилась осанистость, жесты стали властными, глаза засветились
жестким блеском. Уже одно то, как спокойно и уверенно он держал затянувшуюся паузу,
говорило о многом. Пристальный взгляд странного рантье по очереди остановился
на каждом из присутствующих, и Рената видела, как некоторые поежились под этим
тяжелым взором. Ей и самой, признаться, стало не по себе, но Рената,
устыдившись, беззаботно тряхнула головой: да хоть бы и комиссар полиции, что с
того. Все равно тучный, одышливый старикан, не более.
— Ну хватит нас интриговать, мсье
Гош, — насмешливо сказала она. — Мне вредно волноваться.
— Причина волноваться есть, вероятно,
только у одного из присутствующих, — загадочно ответил он. — Но об
этом позже. Сначала позвольте представиться почтенной публике еще раз. Да, меня
зовут Гюстав Гош, но я не рантье — не с чего, увы, ренту получать. Я, дамы и
господа, комиссар парижской уголовной полиции и работаю в отделе, занимающемся
наиболее тяжкими и запутанными преступлениями. А должность моя называется
«следователь по особо важным делам», — со значением подчеркнул комиссар.
В салоне повисло гробовое молчание, нарушаемое
лишь торопливым шепотом доктора Труффо.
— What a scandal!
[3]
— пискнула
докторша.
— Я был вынужден отправиться в этот рейс,
да еще инкогнито, потому что… — Гош энергично задвигал щеками, разжигая
полупотухшую трубку. — …Потому что у парижской полиции есть веские
основания полагать, что на «Левиафане» находится человек, совершивший
преступление на рю де Гренель.
По салону тихим шелестом пронеслось дружное
«Ах!».
— Полагаю, вы уже успели обсудить это во
многих отношениях таинственное дело. — Комиссар мотнул двойным подбородком
в сторону газетной вырезки, по-прежнему находившейся в руках у
Фандорина. — И это еще не все, дамы и господа. Мне доподлинно известно,
что убийца путешествует первым классом… (снова коллективный вдох)… и, более
того, в данный момент находится в этом салоне, — бодро закончил Гош, сел в
атласное кресло у окна и выжидательно сложил руки чуть пониже серебряной
цепочки от часов.
— Невозможно! — вскричала Рената,
непроизвольно хватаясь руками за живот.
Лейтенант Ренье вскочил на ноги.
Рыжий баронет расхохотался и демонстративно
зааплодировал.
Профессор Свитчайлд судорожно сглотнул и снял
очки.
Кларисса Стамп застыла, прижав пальцы к
агатовой брошке на воротничке.
У японца не дрогнул на лице ни единый мускул,
но вежливая улыбка мгновенно исчезла.
Доктор схватил свою супругу за локоть, забыв перевести
самое главное, но миссис Труффо, судя по испуганно выпученным глазам, и сама
сообразила, в чем дело.
Дипломат же негромко спросил:
— Основания?
— Мое присутствие, — невозмутимо
ответил комиссар. — Этого достаточно. Есть и другие соображения, но о них
вам знать ни к чему… Что ж. — В голосе полицейского звучало явное
разочарование. — Я вижу, никто не спешит падать в обморок и кричать:
«Арестуйте меня, это я убил!» Я, конечно, и не рассчитывал. Тогда вот
что. — Он грозно поднял короткий палец. — Никому из других пассажиров
говорить об этом нельзя. Да это и не в ваших интересах — слух разнесется
моментально, и на вас будут смотреть, как на зачумленных. Не пробуйте
перебраться в другой салон — это только усилит мои подозрения. Да и ничего у
вас не выйдет, у меня уговор с капитаном.
Рената дрожащим голосом пролепетала:
