— То есть сделать уже ничего нельзя? — спросил я.
— С точки зрения современной науки и техники — ровным счетом ничего.
— Тем не менее, вы не отправились в храм молиться о спасении или хотя бы об отпущении грехов, а оказались здесь?
— Это идея Рудольфа фон Воронцоффа. Он убежден, что этот Конец Света — дело рук генерала Баринова. То есть вашего отца. Вам ведь известно, что такое «Black Box»?
— В общих чертах…
— В подробностях о нем не знает никто. Так вот, Воронцофф считает, что единственный шанс спасти Землю — это пойти на контакт с «черным ящиком». Он мистик, как все русские, и ради этого готов на все. Вчера он убедил президента США проинформировать президента России о грядущей катастрофе и передать «Black Box» в распоряжение мирового сообщества. Спецгруппа ФСБ и МВД России прибыла в ваш ЦТМО, но обнаружила там лишь второстепенных сотрудников и почти никакого оборудования, не говоря уже о «черном ящике». США отнеслись к этому с недоверием и потребовали от России допустить международных инспекторов. Согласие было получено, но «Боинг-757» с опознавательными знаками ООН, на котором инспектора направлялись в Москву, был внезапно атакован двумя истребителями «МиГ-31» и сбит в районе Кольского полуострова.
— Ни с того ни с сего? — не поверил я.
— Дальше все стало еще непонятнее. Когда Генеральный секретарь ООН запросил Москву о судьбе самолета, оттуда пришел ответ, который был сформулирован так, будто никакого согласия на инспекцию не было… Нет, боюсь, что мне не удастся вам все досказать. У меня в аптечке уже нет обезболивающих…
— Я вколю, у меня есть. Только скажите, который… — сказал я, выдернув аптечку.
— Вот этот, колите весь тюбик. Второй вряд ли понадобится… Впрочем, если я буду говорить, то не засну.
Я вонзил иголку шприц-тюбика прямо через комбинезон. Табберт улыбнулся побелевшими губами и сказал:
— Ваш президент ответил так, будто был, по меньшей мере, Сталиным или Брежневым. Более того, группировка разведывательных спутников АНБ засекла активность на стратегических базах России. Ударные атомные лодки, шахтные и мобильные комплексы приведены в готовность. Даже стратегическая авиация! Ничего подобного не было со времен Карибского кризиса. Соответственно США приняли ответные меры. России предъявили ультиматум: немедленно свернуть военную активность до прежнего уровня, передать стратегическое оружие под контроль сил ООН и допустить группу инспекторов в ЦТМО. Срок установили до нуля часов прошедшей ночи…
— То есть он уже десять часов, как истек?
— Уже десять часов, как идет третья мировая война, — устало сказал Табберт. — Точнее, не поймешь, что, потому что весь мир сошел с ума. В 23.30 Ирак, объявив о своей поддержке России, нанес ядерный удар по Израилю, а иранские летчики-камикадзе из Корпуса стражей исламской революции атаковали авианосную группу США в Персидском заливе. Силы ПВО сбили 26 самолетов, но при этом были потоплены авианосец «Энтерпрайз» и три корабля охранения. Казахско-киргизские войска вторглись в китайскую провинцию Синьцзянь и продвинулись на 30 километров.
— Что-о? — обалдело спросил я.
— Это еще цветочки! — усмехнулся Табберт. — Индия и Пакистан обменялись ядерными ударами. Сирийские ВВС бомбардировали турецкие базы в Южной Анатолии, ливийский десант захватил Мальту, а бундесвер в союзе с австрийцами вторгся в Южный Тироль…
«Бред умирающего?» — подумал я, слушая все эти сообщения, которые казались полной ахинеей. Но это только разум не мог воспринять, а сердце верило — да, так оно и есть! Именно это могло произойти, если Чудо-юдо запустил в дело ГВЭП-154с.
— Вы думаете, что я уже не в себе? — вяло произнес Табберт. — Нет, я еще могу соображать. Может, проживу еще полчаса. Так что торопитесь слушать. Все это сумасшествие действительно организовано вашим отцом. Вчера около 22 часов с арендованного им транспортного самолета «Ил-76», находившегося в приэкваториальной зоне над Атлантическим океаном, была запущена двухступенчатая ракета неизвестной конструкции, которая вывела на орбиту незарегистрированный спутник. Все события, о которых я говорил, и еще многие, о которых не успел сказать, начинались по траектории движения спутника… Мы это вычислили. Это ГВЭП невероятной мощности. Наверно, его можно сбить, но остановить все уже нельзя. Да и не нужно…
Он закрыл глаза, и я подумал, что это все, но Табберт открыл глаза.
— Нет, еще не умер, — сказал он, — просто чуть-чуть отдохнул. Потому что я еще не сказал главного: Рудольф убежден, что знает, как все остановить. И войну, и катастрофу с повышением температуры. Надо найти икону с бриллиантами… Только Святая Дева может остановить «Black Box». Наивно, но утопающий хватается за соломинку…
Его глаза опять закрылись, и я снова не угадал. На сей раз я подумал, что он опять отдыхает, а он взял, да и перестал дышать.
Впрочем, уже через минуту после того, как это произошло, мне стало не до того, чтоб размышлять над бренностью земного и пытаться реанимировать Табберта. Откуда-то из совсем недальних краев послышались автоматные очереди, хлопки подствольных гранатометов и разрывы гранат.
Хотя высовывать нос в коридор было рискованным делом, я все-таки высунулся. Стреляли где-то близко, но не на перекрестке, где лежали трупы, и вообще, пока еще не в перекрещивающихся коридорах. В принципе, наилучшим вариантом было подождать, сидя здесь, в мастерской. Дверь была довольно прочная, ее можно было запереть на задвижку, и если кому-то из воюющих не придет фантазия засветить по двери гранатой, то ничего мне тут не угрожает. От шальных пуль и осколков можно было укрыться в углу, за прочной станиной токарного станка.
Но мне отчего-то не захотелось отсиживаться. Возможно, потому, что на часах было уже 10.32 и оставалось меньше трех часов до первого контрольного срока. Бой на техническом этаже мог закончиться и через пять минут, и через полчаса, а мог продлиться и дольше. Кто его знает, может, «Black Box» и этим процессом управляет?
В общем, я вылез из своего более-менее надежного убежища и помчался бегом по коридору в ту сторону, откуда пришел. Уже через пару минут или даже меньше мне очень захотелось обратно, но вернуться было уже никак нельзя.
Когда я добежал до следующего перекрестка коридоров, почти одновременно и спереди, и сзади меня послышался топот многочисленных ног. Скорее инстинктивно, чем сознательно, я резко прыгнул вправо и перекатился как можно дальше от угла. Очень вовремя! С двух концов коридора, по которому я только что бежал, невидимые мне стрелки открыли ураганный огонь из доброго десятка стволов. Промедли я самую малость — и повторил бы судьбу Алехо, которого точно таким способом изрешетили в отеле. Никакого спасения быть не могло, плотность огня была такая, что на каждый квадратный дециметр поперечного сечения коридора приходилось минимум по две пули. Собственно, и в боковом коридоре никакой гарантии не было. Правда, пули сюда залетали только рикошетами, но и от них можно было дождаться неприятностей. Тюн-нь! Это я получил такой фигулинкой по шлему, прикрытому капюшоном. Ну его на фиг, торчать тут! Я по-рачьи, задом вперед, отполз метров на пятнадцать от перекрестка, после чего вскочил и дунул со всех ног дальше. Мне казалось, что чем дальше я убегу от места перестрелки, тем лучше. Только вот фиг я угадал!
