— Нет, — оскалился Лисов, — «хоть убейте» — это я вам не скажу. Потому что и впрямь убить можете. Ежели это самое, что вы ищете, взять отсюда нельзя, то вы его так и так не возьмете. Сами сдохнете, если упорствовать станете, меня загубите в еще не старом возрасте, может, не дай Бог, до сыновей доберетесь, но ни шиша не получите. Чем такую дурь разводить и время травить, скажите наперед, что ищете. Может, я вам сразу объясню, что этого вам не взять. Тихо и мирно уедете. Ну а если то, что вам надо, в руки дается, растолкую, как взять. А может быть, и вовсе искать не понадобится…
— Это почему же?
— Ну, к примеру, если того, что вы ищете, вообще не было. Или было раньше, а теперь больше нет. Ну и если то, что вы ищете, уже нашли давным-давно.
— Хорошо, — сказал я, — раз так, глядите.
И картежным движением выдернул из-под куртки фотографию того самого огромного Black Box`a, которую мы рассматривали вместе с Чудом-юдом перед началом экспедиции.
— Вот оно что… — задумчиво поглядел на фото Петрович. — Сами додумались или как?
— Может, и сами, а может, «или как», — ухмыльнулся я. — У нас есть такая же штука, только поменьше. — Тут я по-рыбацки показал примерные размеры того Black Box`a, который добыли у Ахмад-хана. — Если это одно и то же, много интересного может получиться.
— Ты, теза, не обижайся, — сказал Лисов, — но эту штуку лучше не трогать. Ежели совсем откровенно, тут вообще ничего трогать не нужно. Знаешь, как говорят: «Не тобой положено, не тебе и брать». Все местные это знают, потому сюда и не лезут. А чужаков если и заносит, то ненадолго. Я уж говорил. Или крыша едет, или гибнут неизвестно отчего, или пропадают совсем. Карта у тебя есть?
— Есть, — кивнул я и вынул из полевой сумки двухверстку. Она была сделана по спутниковым данным и была одной из самых последних по времени изготовления, отражавшей состояние этой местности на период лета 1996 года.
— Вот, смотри и запоминай, — наставительно произнес Лисов. — Вот она, «Котловина», а вот рядом — «Контрольная». Тут четко видно, что из одного корня растут. Вот седло между ними. Точно помечено, толково… В общем, объясняю тебе ситуацию. Для начала покажу, где граница этой самой зоны проходит. Сперва, конечно, сама Порченая. Правый берег у нее, считай, чистый. То есть там ничего такого не бывает. На земле. В воздухе — не скажу, бывает. Вертолеты в сопках путаются, туман неведомо откуда берется, а иногда всякие «тарелки» и «огурцы» мерещатся…
— Мерещатся или летают?
— А их, паря, хрен поймешь. Один раз Володька Сухарев на «Ми-восьмом» увидел вот такую «пузень», как ты в кино показывал. Или, может, другую, но тоже «неопознанную». Над правым берегом, между прочим. «Встала, — говорит, — зараза, поперек хода и висит между двух сопок. Длиной в километр или больше». Володьке ни вправо, ни влево — горки по семьсот метров как-никак, долбиться же неохота. Он полез вверх — и штука эта тоже. Он поднырнуть под нее собрался, а она дорогу загораживает. В общем, куда вертолет ни ткнется — либо сопки, либо «огурец» этот самый. А садиться некуда, ни одной площадки нет. Ну он, видно, дошел до точки и попер прямо на «пузень». А она — р-раз!
— и исчезла. Прямо начисто и в одну секунду. Теперь он сомневается: была эта хреновина или нет? Начальству, конечно, ничего не доложил, чтоб от полетов не отстранили. Ладно, это к слову. На чем остановились?
— На том, что на правом берегу Порченой все нормально.
— Не все, конечно, раз в воздухе чудесит, но на самом берегу — ничего. Смотрим дальше. Дальше Малая Пареха начинается, с запада на восток течет. То же самое — северный берег чистый, а южный со странностями. Вот тут такой мысок, гляди! Малая Пареха в Алемгу впадает, а километра три ниже — Большая Пареха. Эта с севера на юг течет, потом на запад сворачивает. Весь мысок этот между Алемгой и Парехами — чудесит. Дальше граница по притоку Большой Парехи идет, Лисья называется. Фамилия наша, говорят, от этой реки происходит. Бабка рассказывала, будто еще лет двести назад какой-то прапрапрадед, или того старее, там зимовье держал. А может, и врут. Лиса там и сейчас есть, нормально живет, но я б на Лисьей селиться не стал.
— Пришельцы «загрязнили»? — спросил я полушутя.
— Почти что так. А вытекает Лисья, между прочим, вот отсюда. Из Шаманова болота в сопках. Тоже котловина, но не внутри одной сопки, а посередине между четырьмя. Ну и, конечно, края у ней тайгой заросшие, гладкие, камни особо не выпирают. По размерам она раз в десять просторнее, чем наша вредная. Воды в ней много скапливается в весну, да и летом, если ливни идут,
— речки аж бесятся. Камни волокут, берег топят метра на три, деревья валят. Ведь это болото, если на карте верно, стоит повыше, чем наше место, метров на сто-полтораста. Вот тут у нас горизонталька сто пятьдесят над уровнем моря, а на болоте — триста. И из того же Шаманова болота течет Порченая, только в другую сторону. Так что мы вроде бы на острове находимся.
— Значит, граница зоны проходит по рекам? — Я еще раз посмотрел на карту.
— Да, выходит почти так. — Дмитрий Петрович вытащил из внутреннего кармана пиджака огрызок карандаша, взял его в свои заскорузлые пальцы и аккуратно, стараясь не прорвать бумагу, прорисовал на карте границу зоны.
— И сколько ж тут примерно площади? — прикинул я.
— Это, паря, не шибко важно. Потому что граница эта — только внешняя. Так сказать, между нормальным миром и ненормальным. Все местные, кто по тайге лазит, эту границу знают и сюда стараются без нужды не соваться. Но в самой зоне тоже есть места похуже и получше. Тут, как в Чернобыле, — все пятнами. Вот здесь, где мы сейчас сидим, — место спокойное. А за ручейком, где вы свою турбину поставили, — уже не очень. Вот другой ручеек течет, видишь? Километрах в трех от нас, выше по течению, будет его устье, где он в Порченую впадает. От ручейка до ручейка плюс еще примерно километра четыре от реки в горку — нормально, можно жить и ходить спокойно, под ноги не глядя. У меня на этот случай затески поставлены на деревьях. Если идешь и видишь на правой стороне «плюс», значит, выходишь из плохого места в хорошее. Если по правую руку видишь «минус» — значит, идешь из хорошего в плохое. Но поскольку сила у каждого места разная, я в некоторых местах по два, три и даже четыре минуса натесал. Запомнил?
— Так точно. А если я не по тропе пойду?
— Значит, можешь копыта отбросить или дураком стать, — безапелляционно произнес Петрович. — Это то же самое, что на минное поле вылезать. Проделали проход, провешили — иди. А в сторону — ни шагу.
— Ну, на минном поле — это понятно. — Я даже поежился, вспомнив, как прошлой осенью шел через минное поле следом за Болтом. — Там, если не туда ступишь — взорвешься. А здесь чего ждать?
— Об этом позже скажу. Пока тебе надо разобраться, какие места тут самые опасные. Слушай дальше…
— Дмитрий Петрович, — осторожно вклинился я, — вы мне это рассказываете потому, что хотите нас одних послать?
