Пожарные уже подогнали уйму машин, раскатали рукава, подвезли раздвижную лестницу и бодро заливали огонь из брандспойтов. Однако если в тот момент, когда я вышел из здания клиники, языки пламени вылетали только из четырех окон, то к тому моменту, как сестра Сусана провела меня через толпу и усадила на складной стульчик рядом со старичками и старушками, полыхало уже восемь.
Сусана куда-то испарилась. Я размышлял, не удрать ли отсюда, пока вокруг этот бардак. Если б я знал, как пройти в российское консульство или посольство, то, наверно, удрал бы. Даже в одном халате на голое тело. В темноте не очень заметно. Но куда идти, я просто не знал.
Долго сидеть мне не пришлось. Неподалеку остановилась машина, из которой выскочила сестра Сусана и подбежала ко мне.
— Сеньор Браун, прошу вас, садитесь сюда!
В машине было человек пять в больничных халатах, а за рулем какой-то парень в рубашке с короткими рукавами. Я полез в дверь, мне помогли сесть в середину заднего сиденья.
— Поехали, доктор! — сказал кто-то, сидевший рядом с водителем. Автомобиль тронулся с места и, лавируя среди эвакуированных больных, не спеша покатил к воротам. Там пришлось постоять, пока выезжали другие машины. Оказывается, у ворот располагался регистратор, который о чем-то справлялся у водителей и что-то им выдавал.
Когда очередь дошла до нашей машины, регистратор спросил:
— Какое отделение?
— Общая терапия, — ответил наш врач-водитель, — шесть человек, все — мужчины.
— Больница «Сан-Хуан Непомусено», получите шесть бланков.
Врач-водитель взял у регистратора шесть разграфленных листочков и небрежно сунул их в бардачок. Сзади загудели, поторапливая, и наш драндулет выкатился из парка.
Сначала, минут пять-десять, автомобиль ехал в одной колонне с выехавшими ранее. Дорога была узкая, двухрядная, и пятнадцать машин растянулись в длинную кавалькаду. Похоже, мы должны были сначала совершить путешествие по объездной дороге вокруг университета, а уж затем выбраться на авениду, выводящую в город. Так оно и вышло.
Окна автомобиля были открыты, встречный поток воздуха, почти не пахнущий бензином, освежал и радовал после больничного эфирно-хлораминового духа. Я уж давно не видел ни настоящего неба, ни звезд, ни деревьев. И запаха океана, который тут был под боком, тоже давненько не нюхал.
Здесь, как и на Хайди, было свое кольцевое шоссе вокруг острова. Именно на него мы и собирались выехать.
Зарево от горящей клиники заметно подсвечивало темно-лиловое небо. Машины одна за одной поворачивали на четырехлепестковую развязку, сначала проезжали в туннель, проделанный под высокой насыпью, а потом по спиральному витку выкатывали наверх и устремлялись по шикарной, ярко освещенной шестирядке в направлении городских огней, видневшихся километрах в двух-трех от университета. Надо думать, это был деловой центр здешней столицы Сьюдад-Гран-Кальмаро. По бокам сквозь густую растительность просвечивали ярко освещенные виллы, поблескивали подсвеченные цветными прожекторами фонтаны и бассейны с плещущимися купальщиками, мерцали гирлянды разноцветных лампочек и фонариков. До нас долетали звуки музыки, хохот, веселые выкрики, хлопки петард и даже открываемых бутылок с шампанским. Буржуазия продолжала разлагаться.
Меня ничуть не удивило, что три машины перестроились в правый ряд и свернули направо на следующей развязке. Потом еще пара штук вывернула по лепестку на узкое шоссе, уводившее куда-то влево. Ясно было, что клиника «Сент-Николас» распихивала своих больных куда попало.
В Сьюдад-Гран-Кальмаро, точнее, в ту его часть, которая была похожа на город, въехало всего пять машин, остальные рассредоточились.
По сравнению с Сан-Исидро здесь было меньше претензий и больше уюта. Небоскребов было мало, всего три или четыре башни светили в ночном небе красными маячками. Рекламами глаза особо не слепили, только в самом центре, который мы объехали по эстакаде. Ехали спокойно, держали меньше шестидесяти в час. «Скорой» в нашей колонне не было, но я думаю, если бы и была, мигалку включать она не стала бы. Судя по всему, больные, ехавшие в больницу «Сан-Хуан Непомусено», не нуждались в срочной госпитализации. Во всяком случае, те, что сидели в одной машине со мной, не производили впечатления умирающих.
Наша машина замыкала пятерку. Те, что шли впереди, дружно стали поворачивать направо, а наша, однако, продолжала двигаться прямо. Мы выкатили на площадь с круговым движением, описали полукруг и свернули на пустынную, довольно узкую улицу, спускавшуюся под гору.
Пожалуй, именно тут я в первый раз подумал, что мне не очень нравится это путешествие, и у меня появились кое-какие сомнения. Во время прошлого пребывания на Гран-Кальмаро я даже на берег не сходил и, кроме виллы Куперов, — да и то с борта яхты! — так ничего и не посмотрел. Поэтому я и понятия не имел, где находится больница, в которую нас решили перевезти из клиники «Сан-Николас», и уж тем более не догадывался, по какому маршруту туда надо ехать.
С улицы, на которой нам не попалось ни одной встречной машины, автомобиль свернул на другую, сплошь застроенную мелкими, не первой свежести домишками. От этих домишек потянуло чем-то очень знакомым, хотя и не шибко приятным. Нищетой потянуло.
Потом домишки кончились, мелькнули ворота с эмблемой «Кока-колы», бетонный забор, исписанный неприличными словами типа: «Patria o'muerte!» или «Viva Fidel!» За забором в ночи проглядывали контуры каких-то производственных помещений. Из ворот выехал мотороллер с открытым кузовом, заполненным упаковками с красными банками. Похоже, это была фабрика по производству символа американского империализма.
Но вот рекламный щит, прикрепленный к забору, меня очень сильно расстроил. Под аршинными буквами «COCA-COLA» на нем имелась скромная, но очень неприятная надпись:"G & К. Official distributor for Grand-Calmaro».
He то чтобы я ожидал, будто вот-вот из-за ближайшего угла выйдет призрак убиенного мной мистера Дэрка или утопленного у острова Сан-Фернандо мистера Хорсфилда. Хотя скажем прямо, чем дальше мы углублялись в эту гран-кальмарскую промзону, тем больше у меня появлялось подозрений, что тут водятся привидения. Какой-то не то накурившийся, не то наколовшийся тип неопределенной расы проорал вслед нашей машине бессвязную абракадабру, после чего выпал в осадок, должно быть, его кайф поймал. В темноте и черт мог привидеться.
Пронзая ночь дальним светом, машина свернула в совершенно темный и очень узкий проулок между двумя бетонными заборами с колючей проволокой поверху, ограждавшими не то склады, не то мастерские. Проехав по этому проулку метров сто, автомобиль остановился.
— Спасибо, доктор! — вежливо произнес мужик, что сидел рядом с врачом-водителем. Я только успел подумать, что мы явно приехали не в больницу, как послышался короткий и слабый хлопок: «Дут!» Сработали из чего-то бесшумного. Доктор, которого таким образом «поблагодарил» его сосед, дернулся и обмяк, откинув голову на сиденье. В ту же секунду две пары крепких рук, которым я — в нынешней, больничном, варианте — вовсе не мог сопротивляться, крепко сцапали меня за локти. Я даже не успел спросить, в чем дело, когда чья-то неароматная ладонь заклеила мне рот пластырем, а те, что ухватились за мои руки, быстренько защелкнули у меня на запястьях браслеты наручников. Холодные и очень неудобные для долгого ношения.
