Лежал я на вполне приличной, где-то на четыре персоны кроватке. Бельишко было свежайшее и даже с ароматом чего-то цветочного. На стенах в золоченых багетах висели солидные картины со всякими там вакхами и ариаднами, ледами и лебедями, наводившими на несолидные размышления. Столики с мраморными крышками, всякие там пуфики, коврище поверх паркета, зеркала… Вкус устроителя интерьера казался уж очень знакомым. Ба! Нечто подобное я когда-то видел на асиенде «Лопес-23», которую, как потом выяснилось, доблестно взорвал Китаец Чарли.
Самочувствие у меня было неплохое. Причем над тем, чтобы оно таковым стало, кто-то серьезно поработал. Я обнаружил, что все мои ссадины обработаны каким-то гелем-спреем, то есть на них напылена бактерицидная пленка, имеющая, очевидно, и анестезирующие свойства. Во всяком случае, ничего не болело. Все свободные от ссадин участки тела были явно отмыты или хотя бы протерты. По крайней мере я себя не ощущал свиньей, завалившейся в чистую постель после нескольких дней пребывания в грязи.
Несколько беспокоило отсутствие одежды. Я лежал голышом, как новорожденный. Конечно, если очень захочется, то удрать можно и без порток, но все-таки в шортах удобнее. Но ни шортов, ни плавок, ни майки, ни трофейных ботинок мне не оставили.
Кроме двери, выводившей на балкон (по площади это была скорее открытая веранда), тут было еще две двери. Но их я решил оставить на потом. Обнаружив, что с координацией движений у меня все о'кей и ноги меня держат вполне сносно, я слез со своего лежбища и выбрался на балкон-веранду. Дабы не сверкать лишними подробностями своего тела, замотался в простыню на манер древнего римлянина.
Место было — будь здоров! Вот где надо отели строить…
С веранды я разглядел, что строение, где мне пришлось ночевать, состоит из нескольких прямоугольных корпусов-блоков, соединенных переходами, и в проекции похоже на букву «Ш». Эти корпуса ступенями поднимались по склону, и «перекладина» «Ш» была где-то на сорок метров ниже, чем верхушка правой «палочки», на которой я находился в тот момент. Окружающая территория представляла собой маленькую — меньше километра в диаметре — горную котловину, заросшую джунглями. Из этих джунглей сумели сделать более или менее нормальный парк, а из застойного озерца-болотца на самом дне котловины соорудили прелестный просторный бассейн. Здесь вполне можно было устроить место отдыха для лиц с доходом выше среднего, но хозяин этого заведения, должно быть, не собирался выжимать отсюда деньги.
Вокруг здания, у бассейна и на балконах-верандах, подобных моему, ни одной живой души не было, так что можно было выйти на утреннее солнышко и позагорать без всякой простыни. Впрочем, присмотревшись, я увидел на аллее пару джентльменов в униформе. Судя по всему, они патрулировали территорию. Однако это были не те гвардейцы, что защищали подземную тюрьму, и не те, что ее атаковали под руководством… смешно сказать — Ричарда Брауна.
Тем не менее форма охранников была мне знакома. Точно такая же была у тех, кто сторожил особняк сеньоры Эухении на Боливаро-Норте. Если я не ошибался, то получалось, что ситуация еще разок изменилась, и, судя по комфорту, в лучшую сторону.
По-прежнему замотанный в простыню, я вернулся в спальню и решил проверить те две двери, которые оставлял «на потом».
Одна из этих дверей вывела меня к санузлу (душ плюс сортир) в двух небольших кабинках. Это открытие пригодилось, самое необходимое из этих учреждений я опробовал.
После этого я направился к второй двери, но еще не успел до нее дойти, как из этой двери появилась сеньора Эухения.
Само собой, что от бомжеобразной растрепы в перепачканном сером костюме и драных колготках не осталось и следа. Сеньора Дорадо выглядела так же блестяще, как сверкали ее отмытые, расчесанные и просушенные волосы, из которых была старательно убрана седина. Она распустила их по плечам, туго распиравшим купальный халат, и смотрелась так много моложе, чем с «партийной» прической. Умеренная полнота в данном случае не мешала.
Сеньору Эухению сопровождала служанка Пепа, которую я видел в доме на Боливаро-Норте. Пепа катила за собой сервировочный столик с завтраком, который предназначался для меня.
— Как вы себя чувствуете, Деметрио? — спросила супергадалка. — Головная боль не беспокоит? Тошнота, головокружение, слабость?
— Голова не болит, а слабость кое-какая чувствуется…
— Есть хотите?
— Не откажусь.
— Ну, тогда все в порядке. Я опасалась, что у вас более серьезные повреждения. Вы ведь примерно двенадцать часов были без сознания. Все это время около вас дежурила сиделка. Отошла на пять минут в туалет, а вы в это время и очнулись. Очень неорганизованная девушка! Вместо того чтобы позвонить мне и сопровождать вас на веранду, она побежала ко мне докладывать… Я ее уволю!
— А я и не заметил никаких сиделок… Значит, двенадцать часов без сознания?
— Именно!
— То-то я смотрю, что за это время кое-что изменилось…
Эухения широко улыбнулась.
— У вас, наверно, много вопросов по этому поводу?
— Немало, сеньора.
— Давайте все по порядку. Пепа, ты свободна… Пепита, проворно накрывшая небольшой шестиугольный столик на две персоны, удалилась.
— Обычно по утрам я пью кофе, но вам он сейчас противопоказан, — заявила «хайдийская Кассандра». — Поэтому мы будем пить мой лечебный коктейль. В нем совсем немного спиртного, зато масса целебных экстрактов. И есть мы будем тоже исключительно лечебную пищу. Чтобы вы не подумали, будто я угощаю вас чем-то непроверенным, я буду есть то же, что и вы…
— Знаете, сеньора Дорадо, — заметил я, стараясь поплотнее завернуться в свой «римский» наряд, то есть в простыню, — вам не кажется, что я одет слишком легко?
— Сейчас двадцать пять градусов по Цельсию, — удивилась Эухения. — Неужели вам холодно? Вы же из России все-таки…
Конечно, она прекрасно поняла, что я вовсе не замерз, а хотел бы держаться в рамках приличия.
— Дело не в холоде, — сообщил я. — Завтракать с дамами (чуть-чуть не ляпнул «вашего возраста») следует в более строгой одежде.
— У нас здесь не Англия, сеньор Баринов. Вас, наверно, в Лондоне приучили завтракать в галстуке? Вы ведь прилетели к нам оттуда? Не беспокойтесь, мы люди простые.
При этом сеньора Дорадо немного стрельнула глазками. Кроме того, Эухения, присаживаясь за стол, уронила с колена полу халата. Не знаю, с умыслом или без, но она убедила меня, что не страдает тромбофлебитом и варикозным расширением вен, а имеет очень даже гладкие и округлые, приятно смуглявые ноги (назвать их ножками при всем желании язык не поворачивался).
Я решил не заострять эту тему, поскольку очень хотел жрать, но еще больше хотел знать, каким образом очутился в этом благодатном урочище после того, как угодил в плен… к самому себе.
