Мне трудно было понять, говорит ли во мне «руководящая и направляющая» или собственная осторожность. Попробовать уйти отсюда? Но куда? В Москву, где уже заступила вечерняя смена ППС и почти у каждого сержанта в планшетке лежит ориентировка на меня? А кроме милиции, там еще команда Джампа, которая уже знает меня по имени, ибо пробежалась до травмпункта и хозрасчетного отделения, где я был записан в регистрационные журналы под своей фамилией. Хрен же его знал, что моя «Волга» взлетит?! И к Джампу у меня не было претензий, я его и в глаза-то не видел. Слышал, правда, что он хороший парень, честно бережет свои точки и входит в понимание, если кто-то не платит по уважительным причинам. Впрочем, такие слухи распускают не о нем одном, а потом выясняется, что этот благотворитель — жмот и подонок, который копейки не простит.
Конечно, могло быть и так, что ребятам Джампа сейчас будет не до меня — они могут начать разбираться, кому быть на его месте. Если б я был сейчас дома, то мог бы, наверно, вычислить, что творится в этой фирме. Если там нет одного крутого преемника, а пара-тройка, каждый со своей кодлой, то за себя с этой стороны беспокоиться нечего. Но если преемник есть, то он пуп надорвет, лишь бы достать меня и показать, что он круче покойного Джампа.
Таня между тем открыла свой скрипичный футляр. Да, скрипка у нее была из темного дерева, точь-в-точь такая, как в моем сне. И замок был, и тот самый шуруп я увидел.
— Что вам сыграть? — спросила Таня. К этому вопросу я был не готов совершенно. В музыке я был не то чтобы профан, а полный осел.
— Цыганское что-нибудь, — пришлось сказать, чтоб совсем не опозориться.
Она чуть-чуть подкрутила колки, несколько раз проведя смычком по струнам, а затем сыграла «Очи черные», которые я впервые в жизни слышал не на гитаре, а на скрипке. Не знаю, как там играют профессионалы выше «посредственных», но у этой «посредственности» получалось здорово. Если б меня в данный момент не интересовало, что получится, если нажать на тот самый шуруп, который мирно поблескивал на замке открытого футляра всего лишь в метре от меня, то я бы, наверно, заслушался всерьез. С мнением моего братца можно было бы согласиться: Кармела знала толк в музыке и легко, словно бы играючи, перескочила с «Очей черных» на какую-то другую мелодию. Потом на третью, четвертую…
— Здорово! — похвалил я, когда Таня опустила смычок.
— Правда? — она так улыбнулась, что я опять почуял — верю ей, верю, что она искренне и без подвоха демонстрирует мне свои способности. То есть теперь «забалтывает» меня музыкой.
Сверху спустился Анатолий Степанович.
— Таня, — сказал он, — смотри-ка, чего я на чердаке нашел!
Это была довольно старая газета «Советский патриот», в которую, похоже, заворачивали то ли запчасти, то ли еще что-то промасленное. Но на небольшой, 5x6 сантиметров, фотографии вполне свободно можно было различить черты лица Тани. Она, прищурясь, целилась куда-то из спортивной винтовки, а под фоткой была подпись: «Чемпионат Львовской области по пулевой стрельбе. На огневом рубеже кандидат в мастера спорта Т.Кармелюк (2-е место)…»
ИГРА В ОТКРЫТУЮ
Да, подпортил Будулай Танин концерт. Меня-то он, наоборот, очень порадовал. По крайней мере тем, что между ним и Кармелой, похоже, не прослеживался сговор, направленный на мое устранение. Если б таковой был, то дед не стал бы совать мне под нос это предупреждение об опасности. А вот у Тани лицо заметно изменилось. Подсиропил ей цыган, прямо-таки целую свинью подложил.
— О, — воскликнул я, довольно успешно изображая милое удивление. — У вас, Танечка, оказывается, и спортивные успехи были?
— Что было, то было, да нет ничего… — ответила она, но девчачий голосок у нее вышел не слишком естественным. Газета была десятилетней давности, а той спортсменке, что целилась из винтовки, было никак не меньше восемнадцати.
— Все-таки КМС, — заметил я. — Не каждому дано. Да и второе по области — неплохо.
— Может быть, — сказала Таня, справившись с первым неприятным ощущением.
— Я уже давно это забросила.
Ой ли? У меня такого впечатления сейчас уже не складывалось. Единственное, что меня волновало: нет ли у Тани еще какого-нибудь инструмента, кроме скрипки и гипотетического «винтореза». Сейчас она была в маечке и облегающих джинсах, поэтому «макарова» спрятать ей было некуда. Я свой личный, переодеваясь, незаметно от «Будулая» переложил в карман штанов, а подмышечную кобуру, обмотав ремнями, пихнул во внутренний карман своего «референтского» пиджака. Штаны мне дали широкие, и пушка не просматривалась. Однако у Татьяны бюст был довольно большой, и под него вполне можно было упрятать пистолетик, типа «браунинга» 6,5 или какую-нибудь самоделочку под советский малокалиберный патрон 5,6. Мне лично при недостатке оперативности любая из этих комбинаций пятерок и шестерок была бы вполне достаточным пропуском на тот свет. А я туда по понятным причинам не торопился.
Конечно, будь я уверен, что у Тани нет ничего под рукой, а разобранный «винторез» тихо дремлет в футляре, знай я, что за воротами, на улице, ждет-пождет Лосенок, готовый за какой-нибудь час доставить меня в родную «крепость» к Чудо-юде, то, наверно, позволил бы себе вынуть «Макаров», предъявить свое удостоверение МВД или ФСК — какое выдернется первым, привести загодя подготовленных понятых, вроде Чупы или Бетто, надеть на Таню наручники и отконвоировать к обрадованному Сергею Сергеевичу. Ветерану, конечно, после этого пришлось бы расстаться с перстеньком и вообще уйти на покой — от слова «покойник». Свидетелей мы не производим — закон Космоса.
Но увы, обстоятельства складывались совсем иные. У меня было немало оснований думать, что Чудо-юдо собирался меня взорвать. То, что ему «Волга» надоела — это его личное дело, даже если после взрыва «АСКО» выплатит ему страховку, а государство освободит от части налога на транспортные средства. Но поскольку он при этом решил и своего родного первенца ликвиднуть — извините. Тут у меня тоже кое-какие интересы имеются. А потому не зная броду соваться в воду — на фиг нужно. Ни Лосенка, ни Варана с ребятами у меня не было. Конечно, наверно, можно было попросту приложить из «макара» и Будулая, и Кармелу, упрятать «винторез» в футляре куда-нибудь в чемодан и сесть в электричку. Кинуться в ножки родителю: «Не погуби, родной! Оставь душу на покаяние!» Только где у него будут доказательства, что я не работал против него? Ведь получится, что я отрубил киллера со всеми концами. Если он сказал, что киллера надо живым, значит, именно это ему и надо. Да и вообще, ну не дурь ли, привозить вместо живого… то есть живой, какую-то винтовку? Спьяну не придумаешь! Похоже, что вы, гражданин Баринов, мягко говоря, одурели. От страха, волнения или еще от чего.
— Давай, сынок, еще покопаем! — предложил Будулай, и тем дал мне возможность немного поостыть и не наделать глупостей.
На сей раз мы провозились до темноты, но сделали, кажется, всю работу как надо. Говорили мало. Так, обменивались размышлениями о видах на урожай. А я, копая, все приглядывал за карманом, чтоб упаси Бог раньше времени не засветить «Макарова».
