— В дом его! — скомандовала донья Росите. — Хватай его под руки! А ты собирай все оружие и догоняй нас!
Тут я пришел в себя. Донья и Росита поволокли Рамона-Головореза. Я даже не успел оглядеться, как они скрылись в кустах. Кругом валялись дядьки. У одного было только полголовы, у другого вырван живот, у толстого Карросо во лбу была кровавая дырка… Всего, пока я собирал ружья, я насчитал шесть человек. Делал я это быстро, но все время оглядывался на корабль, потому что от него к берегу быстро шли сразу две шлюпки. Там было полно народу. Но я успел и даже нашел оба своих пистолета и того дядьку, который случайно застрелился моим пистолетом в кустах. Шпаги и длинные ножи я потащил в охапке, а пистолеты рассовал за пояс и в сапоги. Донья стояла у ворот с заряженными пистолетами и ждала меня.
— Живей! Живей! — кричала она. Я еле-еле дополз до мостика и, ввалившись в ворота, стал бросать на землю все тяжеленное оружие. Дядька, которого они приволокли, лежал на земле связанный и стонал. Росита и донья стали крутить вороты, которыми поднимался мостик через ров.
— Ворота запри! — рявкнула донья. Я навалился сперва на одну створку, потом на другую. Теперь надо было еще задвинуть засов. Он был очень тугой и не двигался с места. Я схватил один из пистолетов и стад колотить им по рукоятке засова. Посыпалась ржавчина, еще несколько ударов, и я задвинул его. Тем временем донья и Росита, пыхтя и ругаясь, все еще крутили вороты. Я подошел и стал помогать. Мост кое-как поднялся.
— Мануэль! — приказала донья. — Залезай на стену! Видел, как я заряжала пистолеты? Вот пороховница, а здесь пули! Заряжай!
Я стал сыпать в дула порох и забивать тряпочками, которые отрывал от своей рубахи. Потом заложил в них пули. Из-под обрыва доносились голоса. Видно, нападавшие сомневались, стоит ли лезть наверх. Только когда я уже зарядил все пистолеты, они затопали по ступенькам. Выбрав момент, я оглянулся и увидел, что донья и Росита стоят у двери, ведущей прямо в подвал со двора. Дядьку они куда-то уже утащили, а сами теперь выкатывали из подвала большущую бочку. Я сразу понял, что это порох. Они выкатили ее во двор, поближе к стене. Росита побежала обратно, а донья стала сбивать топором верхний обруч с бочки.
— Не видно их, Мануэль? — крикнула она, содрав наконец обруч и выковыривая из бочки крышку.
— Они сейчас вылезут, сеньора! — ответил я. — Надо будет стрелять? Да?
— Конечно же, осел! — грубо сказала донья. — Только целься получше!
Как целиться, я не знал, а спросить боялся. Тем временем из погреба с проклятиями появилась Росита, едва тащившая за собой неподъемный мешок, в котором что-то каталось и грюкало. Донья тем временем зачерпнула ведерком порох, словно это была вода или лесок, и взбежала наверх.
— Помоги откатить пушку! — крикнула она. Пушка была тяжеленная, но все же нам удалось сдвинуть ее. Донья лопаткой принялась сыпать порох в горло пушки и утрамбовывать его палкой с набалдашником. Росита тем временем, вся красная от натуги, волокла по ступенькам мешок. Она еле-еле дотащила его до пушки, хотя он был заполнен всего-то на четверть… Донья тем временем забивала в пушку кусок пакли.
— Донья Мерседес! — заорал я. — Они уже пришли!
Действительно, матросы с корабля вылезли на край обрыва и с удивлением глядели на наш дом и на стены.
— Да тут целый форт, ребята! — ахнул кто-то из них.
— Черт побери! Разрази меня Господь, если там нет пушек!
— Эй ты, Мартинес, зачем ты взял только тридцать человек…
— Что-то мне расхотелось туда, братцы! — донеслось до меня.
Донья вытащила из мешка, который приволокла Росита, горсть крупных пуль и засыпала в пушки.
— Сейчас, сейчас! — бормотала она. — Погодите… Как только начнут подходить ближе, Мануэль, пали в них!
Дядьки у обрыва стояли толпой, но вперед не шли.
— Что же они не стреляют, — спросил кто-то из них у большого верзилы в шляпе и с черной тряпкой, закрывавшей левый глаз. — Рассыпьтесь, ребята, не стойте кучей! — сказал он, похоже с опаской. — Черт его знает, может, у них там и вправду пушка… Бегом — десять налево, а десять — направо!
Команда была исполнена, только несколько человек остались посередине. Они разошлись друг от друга подальше и присели в траву, так что виднелись только их большие черные шляпы.
— Черт побери! — тихо сказала донья. — Опоздали… Только что можно было их одним выстрелом сшибить вниз… Мануэль, ты не видишь, у них нет топоров или веревок?
— Не вижу, сеньора!
— Следи за теми, что пойдут с того края… — она указала налево. — Возьми пистолеты и стреляй, как только увидишь их в десяти шагах от стены, понял?
— Я сделаю все! — сказал я, забирая пистолеты. Я побежал вдоль стены и встал в каменной бочке. Там была как бы комнатка с входом без двери и узкими окнами, чуть шире, чем прорези между зубцами стены. Эти узенькие окна были направлены на три стороны. Взглянув в одно из этих окон-прорезей, я увидел, как несколько моряков побежали налево и спрятались за деревьями. Теперь они были напрямую от моей бочки в ста шагах. Было хорошо видно, как шевелятся листья лиан. Прибежала донья:
— Мы уже все пушки зарядили, помогай пушки откатывать.
Нападавшие стали приближаться к воротам. Пригибаясь к земле, они по одному подбегали ближе. Почему-то мне совсем не было страшно. Я вроде бы знал, что они, наверно, захотят нас убить, но почему-то был уверен в том,
что нас не убьют. Стало совсем жарко. В лесу все что-то похрустывало и потрескивало.
— Уж не ночи ли они дожидаются? — обеспокоенно сказала донья.
— Вот этого не надобно! — охнула Росита. — Да спасет нас Господь!
Донья убежала в дом и вскоре вернулась с охапкой ружей и тяжелой сумкой с пулями. Пушки и мортиры были уже наготове, и теперь они с Роситой стали заряжать ружья. В мортиры донья и Росита запихали огромные, с арбуз величиной, чугунные шары-бомбы. Солнце уже стало валиться к закату. Донья и все мы с утра ничего не ели и были очень утомлены. А враг все не шел — чего-то ждал.
— Ну, ладно! — сказала донья. — Я начинаю канонаду!
Она подпалила кресалом скрученную из просмоленной пакли веревочку и прицепила ее к палке, на которой было что-то вроде щипчиков. Подойдя к одной из пушек, она с помощью Роситы нацелила ее туда, где торчали из травы шляпы. Подсыпав пороху на небольшую дырочку, проделанную в пушке сверху, она прижала к этой дырочке тлеющую веревку… Сперва зашипело, потом порох, насыпанный на дырочку, фукнул ярким пламенем, и вдруг так бабахнуло, что даже стена затряслась. Дым окутал стену, а в той стороне, куда выстрелила пушка, кто-то заорал. Я взглянул туда и увидел, что из травы выскочили все, кто там прятался, и почему-то быстро побежали к обрыву. А весь луг вдруг загорелся, будто был сделан из пороха.
— Паклю зажгло, а она — траву! — захохотала донья. — Ишь подпалила им пятки! Огонь!
