— Ну, я могу запустить программу. Яхта управляется компьютерами, и лишь в крайнем случае можно открыть ручное управление.
— Я не нашел даже штурвала…
— Естественно.
— Марсела, — сказал я, — иди отдыхай. Через два часа сменишь меня, только не забудь запереть Синди.
— Какие вы недоверчивые… — поджала губы Мэри. — Вам мало моего честного слова?
— Так будет спокойнее, — отрезал я. Синди, когда Марсела бесцеремонно втолкнула ее обратно в каюту, скорчила обиженную рожицу, и мне ее даже жалко стало. Марсела, уходя в нашу каюту, сказала:
— Смотри, не увлекайся этой стриженой. Все-таки она баба, хотя и лесбиянка.
Мэри поднялась в рубку и, усевшись за пульт управления, набрала на клавиатуре компьютера нужную программу. На табло, расположенном выше лобового стекла рубки, загорелась надпись: «Конечный пункт — 665724 Гран-Кальмаро. Якорная стоянка — 15ё 20' 03» северной широты, 63ё 54 20» восточной долготы. Запас хода без дозаправки — 185 миль. Скорость — 0. Расход топлива — стояночный. Тест систем — норма. Подать команды на подъем якорей и запуск двигателей».
После того как Мэри нажала еще несколько кнопок, корпус «Дороти» задрожал, а на носу и корме затарахтели автоматические электробрашпили. На табло появились изменения: «Расход топлива — оптимальный. Тест систем — норма. Подать команду на расчет курса».
Мэри подала и эту команду. Включился какой-то экран, где появилось изображение острова, у которого мы стояли, красная мигающая точка обозначала местоположение «Дороти». Где-то лязгнуло — включился редуктор, передающий вращение с вала дизеля на вал винта. Теперь на табло поменялось значение скорости — « — 2 узла».
— Почему минус? — спросил я.
— Потому, что малый назад, — отмахнулась Мэри. Изменились еще несколько цифр, появилась строчка: «Курс — норд-ост 31ё 12' 20"», потом опять щелкнул редуктор, и двигатели заработали на больших оборотах, уже не встряхивая так сильно яхту.
— Ну, все, — сказала Мэри. — Теперь завтра утром мы встанем на рейде Гран-Кальмаро.
— И что, вам больше не нужно вмешиваться в управление?
— Нет. Только в каких-то экстренных случаях, если ситуация не предусмотрена в памяти главного компьютера.
— Тем не менее спать я вас не отпущу до тех пор, пока не выспится Марсела и не приведет вам на смену Синди.
— Ну что ж, посидим вместе. Хотите кофе? Не дожидаясь моего согласия, она нажала какую-то кнопку, и из окошечка на панели приборной доски выехали две пластмассовые чашечки, наполненные ароматным черным кофе.
— Спасибо, — сказал я, отхлебывая бодрящий напиток. — Вы сами все это сконструировали?
— Нет, автомат такого рода был разработан в другом месте, а я просто пристроила его сюда. Мне хотелось сделать яхту, на которой человек будет ощущать себя немножко Богом, Господином вещей.
Я поглядел на нее с интересом. Почему-то мне казалось, что извращении — это малоразвитые и тупые бабы, у которых вся энергия уходит в свой неполноценный секс. А в этой стриженой головке, оказывается, были какие-то мысли, технические и философские идеи.
— А у вас пушинка в волосах, — сказал я с нежностью, какой сам от себя не ожидал, и снял с макушки Мэри невесомое перышко, то ли потерянное чайкой, то ли вылезшее из подушки. Мэри вздрогнула, будто я ее ударил, и, подняв на меня свое грубоватое, немного припухшее от усталости лицо, посмотрела с интересом. Глаза у нее были темно-карие, глубокие. В них была и задумчивость, и искорка озорства.
— Вы что, желаете осуществить свою угрозу? — спросила она.
— Какую? — Я столько раз угрожал сегодня разным людям, что позабыл, что она имеет в виду.
— Вы днем заявили, что изнасиловать лесбиянку с мужскими наклонностями доставит вам удовольствие. Поскольку ваша соратница ни слова не знает по-английски, она об этом не догадывается.
— Вы полагаете, что изнасилование начинается со снятия пушинки? — удивился я.
— Это может быть первым шагом, за которым последуют более решительные действия.
— И вы их, конечно, очень ждете? — съехидничал я.
— Жду, — ответила она, — потому что знаю, с кем имею дело. Конечно, силы у вас немало, но я постараюсь так исцарапать вам морду, что у вашей подружки не будет ни малейшего сомнения в вашей неверности.
— Этим вы подпишете себе смертный приговор. Марсела вас застрелит.
— Но и вам не поздоровится. Она напишет на вас жалобу в Центральный Комитет, и вас расстреляют, как «врага народа».
— Не верьте тому, что выдумывают отщепенцы и подонки, бежавшие из России,
— я мысленно поблагодарил еще раз покойного Комиссара за то, что в моей памяти сохранилось кое-что из его лекций, — все они педерасты и жулики, содержащиеся на деньги ЦРУ и «Интеллидженс сервис». А вам очень идут ваши маленькие сережки с синими камушками. И личико у вас очень милое, даже когда совсем сердитое. А когтей ваших я не боюсь, шрамы только украшают лицо партизана.
— Как ваше имя? — заметно порозовев, сказала Мэри.
— Анхель Родригес, по-английски меня можно называть Энджелом.
— На черта вы похожи больше, точнее — на дьявола-соблазнителя.
— Это комплимент?
— Это констатация факта.
— Тогда, насколько я понимаю, вам надо молиться, чтобы Господь отвратил вас от соблазна. Значит ли это, что вы готовы поддаться соблазну?
Мэри еще больше покраснела и сказала:
— Отпустите меня! Я хочу спать!
— Я не умею управлять вашей чертовой машинкой.
— Но она не нуждается в том, чтобы ею управляли такие идиоты, как вы. Выпустите меня!
— Хорошо, — согласился я, — но не думайте, что вы пойдете спать к Синди. Я подниму ее и посажу дежурить вместо вас…
— Вы сексуальный маньяк? — спросила Мэри. — У вас есть ваша Марсела, а вы пристаете к порядочным женщинам.
— Никогда не считал лесбиянок порядочными женщинами, но, увидев вас, почувствовал, что ошибался. Вам так подходит эта мальчишеская стрижечка, она вас необыкновенно молодит… Очень хорошо, что открыты ушки — они у вас розовые, а в них сережки с голубыми камнями — это так красиво…
Мэри засопела сердито, вскочила и двинулась к выходу из рубки.
— Ладно, зовите сюда Синди, делайте с ней, что хотите, но меня отпустите. И зачем я только напоила вас кофе?
— Никогда не жалейте о добром деле. Так учил нас Карл Маркс, — сказал я так уверенно, что даже сам поверил в точность источника. — Но Синди я звать не хочу. Я хочу, чтобы остались вы. Синди — беленькая домашняя кошечка, а вы страшная, зубастая медведица. Но очень симпатичная!
